Небеса ликуют

22
18
20
22
24
26
28
30

Я сочувственно поглядел на сьера римского доктора. Тот нахмурился, сделав вид, что разглядывает носки своих изрядно запачканных сапог.

Оставалось потушить свет и поудобнее укрыться амстердамским плащом. К счастью, поутру мы уезжали. Синьор Канари обещал дать проводника, трех коней и ослика — для брата Азиния.

Итак, ослов у нас прибавится. А вот брату Манолису надо все же порекомендовать воспользоваться вожжами. Иногда помогает.

Долина Мертвых осталась позади, и я облегченно перевел дух. Сотни серых надгробий, обступивших со всех сторон узкую дорогу, черные старые деревья, заслонившие небо, тихий шелест, доносящийся словно ниоткуда.

И ни единого креста!

Даже бесстрашный шевалье явно обрадовался, когда мы выехали на открытое пространство. О брате Азинии нечего и говорить — бывший регент начал креститься, лишь только мы подъехали к высоким кладбищенским воротам. Невозмутимым оставались лишь сьер Гарсиласио да проводник — маленький худой татарин в драном халате и огромном малахае.

— Однако же тут покоятся отнюдь не христиане, — задумчиво молвил дю Бартас. — Странно, что мессер де Боплан не упомянул об этом месте!

— Караимы, — пояснил я. — Справа, на скале, их город. Монастырь будет слева, но чуть дальше.

— Караимский?

— Нет, — улыбнулся я. — Православный.

На третий день пути мы наконец-то увидели солнце. Тучи расступились, заполняя светом огромное ущелье, врезанное между серыми скалами. Мертвые не отпускали — мы въезжали в Иосафатову долину. Недоброе имя дали этому месту! Иосафатова долина — место встречи в день Страшного Суда.

Впереди был Успенский монастырь. Странный путь: караимская Долина Мертвых, Иосафатова и, наконец. Успение.

Дорога мертвецов. Дорога, где я искал следы мертвеца.

Выбора у меня не было. Если кир Афанасий не сможет помочь, придется ехать вслепую— Ехать самому — и вести других.

«Слепые — вожди слепых. Если слепой поведет слепого…»

Я думал увидеть храм, но передо мной была очередная скала. Узкие стертые от времени ступени вели в темную глубину. Маленькие окошки, прорубленные в серой тверди, издали походили на ласточкины гнезда.

Но крест все же был — неровный контур на выщербленном камне. Я с облегчением прочитал молитву.

Монастырь ушел в самые недра, словно пытаясь спастись от чужих сабель, вырубавших в людской плоти слова нечестивого Магомета.

Крепость Христова — последняя, все еще державшая оборону.

* * *

— Вы православный, сын мой?