— Хлоп! Хлоп! — Маленькие твердые кулачки ударили в подставленную спину. — Подлый хлоп! Мугырь загоновый!..
— Рятуйте! Рятуйте! Панотца зовите, помираю! — вопил избиваемый, но «хлопцы» лишь посмеивались в густые усы.
Мы с шевалье переглянулись. Он покосился на эфес верной шпаги, но я покачал головой. Кажется, панночка и сама разберется.
— Вот тебе, вот тебе, сиволапый! — Кулачки яростно молотили в могучую спину. Наконец силы иссякли, и панна Ружинска, тяжело дыша, отступила на шаг.
— То, может, пышна пани еще почешет? — вежливо осведомился усач. — А то год в бане не мылся!..
Все стало ясно. Я подождал, пока «пышна пани», синяя от бешенства, вернется к нашему маленькому отряду, приподнял шляпу, кивнул:
— Добридень, панове! То хороша служба, сидячая да лежачая?
Это была сторожа — последняя перед Сичью. До Микитина Рога оставался пустяк — миля по узкой избитой копытами дороге. Я поинтересовался, не требуется ли особый пропуск, но старшой — пан паланковый — заверил меня, что на то и вольности запорожские, дабы всех на Сичь пускать. Кроме «пышной пани», понятно. Ей дальше ворот хода не будет, иначе «товарищи войсковые» сильно испугаются.
Об этом я и сам слыхал. Днепровские черкасы играли в мальтийских кавалеров. Порт-Ройял носил монашеский клобук.
Вначале я удивился. Затем растерялся. Потом — снова удивился.
Бог весть, что я ожидал увидеть — то ли многобашенный замок, ощетинившийся стволами гармат, то ли пристань, полную черных парусов, а может быть, табор, кишащий одетыми в золото корсарами.
Запорожская Сичь! Даже в Кастильских Индиях о ней слыхали. Еще бы! Кто еще в Европе осмеливался скрестить клинок с турецким ятаганом! Сожженные Варна и Синоп, пограбленные предместья Истанбула, разоренный Крым. А теперь еще и разметанная по степи и болотам польская гусария, гетьманы, связанные, словно бараны, и прикованные к пушкам, осажденный Львов и захваченный с лихого налета Бар.
Богатыри, степные лыцари — они же кровожадные чудища с тигриными клыками.
Чингисханы!
И что я увидел?
Речка, маленькая, курица вброд перейдет, через нее — старенький мостик. Слева — поросший камышом затон, в нем несколько лодок. А впереди — скопление мазанок и сараев.
И все?!
Нет, не все. Чуть дальше — вал, на валу невысокая стена, даже не стена — загородка, сапогом прошибить можно. А за ней — соломенные крыши да деревянный крест невысокой церквушки.
Пусто, тихо, скучно.
Первой нам дорогу перебежала курица (та, что речку вброд перешла). Затем из-за тына несмело подала голос какая-то шавка. Из открытых дверей сарая вывалил полуголый детина с большой глиняной кружкой в руке. За ним другой — в сорочке, но без сапог. Голые пятки четко отпечатывались в пыли.