— Спасибо…
Огненная горилка внезапно показалась болотной водой.
Скоро увидимся, пан сотник!
Переяславский полк, Воронкивская сотня…
Скоро!
— А-а! Вот вы где!
Стены содрогнулись, затрещали косяки…
— А вот и я!
Грозный шевалье дю Бартас долго поднимал ногу, пытаясь переступить через порог. Наконец это ему удалось — с третьей попытки.
— Открою вам секрет, мой дорогой друг! Я изрядно пьян!
Не может быть!
— Увы, шевалье, я тоже.
— Не-е-ет! Разве вы пьяны? Это я… А что я? Ах, да! Я — пьян! Это не горилка. Это — смерть!
От его камзола уцелели одни лохмотья. Рубаха и вовсе сгинула. Сапог, правда, остался — один.
— Гуаира! Давайте позовем сюда нашего попа! Позовем и… Э-э-э-э… Поколотим! Нет, нельзя! Ну, тогда напоим до смерти! Знаете, я так ненавижу этих божьих дудок!
Идея была хороша, но брат Азиний оказался предусмотрителен и вовремя исчез. В последний раз я видел его, когда входил в шинок, — попик пребывал в компании с неким бойким юнцом. Не тем ли, что поведал о ста сорока семи черкасах и непробиваемой девственнице?
— А мне они грамоту дали! Нет, не грамоту — универсал! То есть… Прочитайте сами!
Свеча никак не хотела загораться, глаза — разбирать затейливую вязь. К счастью, пан старшой канцелярист пришел мне на помощь.
— Это называется «аттештат», пане моцный, — сообщил он. — Тут сказано, что Августиний Бартасенко, то есть вы, хоть и клятый латинщик, но лыцарь отважный и всему казачеству запорожскому друг.
Я поспешил перевести.