Тот, только покачал головой.
— Кого же мне подозревать? Питаюсь я в столовой, вместе со всеми, иногда покупаю мясо и овощи на рынке. А вас, стало быть, заинтересовала моя электрическая дорога. Только разве это изобретение? Я электрик, подписал полтора года назад договор с фабрикой и построил здесь дорогу. В основном я слежу за состоянием электрической машины, смазываю крутящиеся части. И постоянно чиню эти треклятые тележки. С тележками уйма хлопот, то и дело ломаются.
— Позволите взглянуть на устройство машины? — спросил Бёрнса Александр Степанович. — Я полагаю, здесь у вас пункт, откуда вы управляете всей работой?
Мне показалось, в первую секунду инженер чуть заколебался, но тут же взял себя в руки и кивнул.
— Да, разумеется, — ответил Роберт. — Приятно иметь дело со сведущим человеком. Только давайте условимся встретится часа через два. Мне как раз надо бежать в мастерскую. А потом приходите сюда.
— Какой приятный инженер, — заметил я, когда калитка затворилась. — Вежливый, образованный, не гордый, стихи сочиняет.
— К тому же, трезвый, — усмехнулся Попов.
Иногда на моего друга находят приступы меланхолии. Вот и сейчас он не обрадовался приглашению, а встал задумчиво и глядит на проносящиеся в вышине корыта. И глядит на них так, будто в этих корытах заключена тайна Вселенной. Я, недолго думая, вытащил блокнот и спешу запечатлеть на бумаге сию картину.
Через два часа нам предстоит близкое знакомство с Бёрнсом и его устройством. Признаюсь честно, я не большой знаток в технике. Всё, что несёт техника человеку, меня несказанно радует. Напротив, мой друг зачастую глядит на достижения цивилизации скептическим взглядом.
— Вы знаете, я всегда сочувствовал Луначарскому. Быть может, богостроительство — вот настоящий путь человечества, — заметил я.
Попов ответил резко:
— Глупости. Богостроительство — обман, потому что Царство Божие на земле невозможно, а лишь в потустороннем мире. Поверьте мне как учёному.
— Мне странно это слышать от учёного. Вы, человек с университетским дипломом, низвергаете науку. Наука — то, на чём стоит наш мир. А ведь наука ведёт нас вперёд, любые тайны природы открываются человеку, — резонно заметил я. — Вы запутались.
— Нет, глубокоуважаемый Буревестник. Учёный — тот, кто первым находит, первым додумывается, первым обращает внимание на спрятанное от глаза. Но кто сотворил найденное? Наука и возникла с целью описания сего мира, а не объяснения потустороннего. Представьте себе весьма сложный прибор, хоть бы и электрический самовар. Есть описание прибора, схема. Поклоняться науке так же глупо, как поклоняться руководству или описанию работы самовара.
— А вы поклоняетесь самовару! — я почувствовал, как мои щёки стали горячими.
— С чего вы взяли? Не самовар, но его создатель достоин всякого уважения. Идея стоит впереди описания, а не наоборот.
— Наука разгадывает любые загадки. И ваш чайник — не больно-то и сложная штука!
— Это точно, — подтвердил Попов.
Слова Попова задели меня за живое. Получается, невидимый чайный конструктор за нас всё уже решил. Эдак выходит, и Маркс мог ошибаться в классовой теории? Ну, уж дудки! Тот не марксист, кто сомневается. Я поначалу хотел было обидеться, сказать резкость, но, поразмыслив, произнёс решительно и твёрдо:
— Позвольте-позвольте, любезнейший Александр Степанович. Вы подвергаете сомнению саму социалистическую идею. С этим я никак не соглашусь. Я не хочу с вами ссориться, вы для меня авторитет. Но авторитет — исключительно как образованная научная личность. Вот только нельзя вам не заметить, когда вокруг люди дохнут, словно мухи, нищета корёжит человека, и благие намерения в нём угасают, едва зародившись, то чего вы станете ждать от таких людей? Посмотрите глазами бедняка на Лондон. Нужда хуже, чем в России. Нищим ваши проповеди — пустые слова, им детей накормить нечем. А вы им про великого создателя самовара твердите!