Нептуну на алтарь

22
18
20
22
24
26
28
30

Думаю, тот ставочек и та рыба надоумили Яшу в 33-м году серьезно взяться за спасение колхозников, тем более что он, как руководящий человек, отвечал за них перед Богом. И опыт двадцатых годов оказался кстати. Конечно, теперь ему было труднее, ведь утаивать часть урожая — это далеко не то же самое, что ловить рыбу и делить в коллективе. Хотя теперь и пруд считался колхозным и нельзя ему было распоряжаться им по-своему усмотрению. Ну, да надежные товарищи возле него всегда находились.

— Все-таки надо отдать должное и этим людям, — сказала я.

— Если говорить по правде, то Илью славгородцы не обошли вниманием: благодарили, уважали. А вот Якова Алексеевича забыли. Хуже того, не помогли его дочери в 47-м году, когда она тебя носила, — бросили на произвол судьбы. Тот же Илья не помог! Какой позор! Она пухлой была, муж ее уже не вставал, старшая дочь без сознания лежала. Если бы не ее брат Алексей, то не было бы их всех сейчас на свете, как и тебя. Вот так с Яшей поступили. Неправильно и неправедно! И это при том, что он всего четыре года назад принял лютую смерть от немцев. Он свободой, даже жизнью своей рисковал, помогая славгородцам выживать в страшные времена. Один 33-й год чего стоит!

— Парадокс, — сказала я. — Это давно замечено: люди всегда ожесточаются против своих настоящих благодетелей. И очень часто почитают не самых главных героев.

Вера Петровна покачала головой, затихла. Ее глаза уже плохо видели, тяжелые очки с массивными линзами то и дело сползали на острый нос. Для долгого разговора ей не хватало воздуха в груди. А мысли не давали покоя. Не часто ей выпадала удача встретиться с внимательным слушателем, а еще реже — с заинтересованным. А я жалела, что не взяла с собой диктофон. Если бы знать!

— И самого Яшу не спасли! — вдруг неожиданно воскликнула Вера Петровна, будто проснувшись после минутной спячки. Она подняла сухой кулачок и пригрозила безадресно: — Люди не стоят жертв и подвигов! Иисуса предали… — так же внезапно ее воодушевление исчезло, и она ударилась в итоги: — А высший судья, Он есть. И вот что ни говори, а Яша пошел против Него. Бог по заслугам наказывал грешников, а Яша спасал их. Крамола! С одной стороны — Бог, а с другой — грешная тля безымянная. А Яша — между ними. За кого грудь подставлял, скажи? — она наклонилась ко мне, подслеповато вглядываясь здесь ли я еще.

— Жалко дедушки…

— Наказал его Бог. И людей наказал, отняв у них такого человека.

* * *

Итак, Бараненко Яков Алексеевич родился 18 февраля 1896 года в поселке Славгород на улице, соседней со Степной. Улица Степная всегда так называлась, а вот соседняя — часто меняла названия, поэтому я не знаю, как она называется теперь. Вдоль дедушкиной родительской усадьбы, поныне называемой Мусселевским двором, проходит переулок, так что она была угловой. На моей памяти через переулок напротив их дома жила семья Павла Доли с тремя дочерями — Валентиной, Зинаидой и Аллой. Напротив через улицу жила Настя Петровна Громич с двумя мальчишками — Володей и Евгением. Я ее знала уже вдовой. А по диагонали через перекресток стоит дом Анатолия Тищенко. Родительский дом дедушки Якова не сохранился, но еще недавно показывал спину переулку, а торцом смотрел на улицу.

Как уже известно, Яков Алексеевич имел образование, приравниваемое к высшему. В селе он стал первым и единственным от революции и до самой войны агрономом колхоза. Дело свое знал хорошо, за что был уважаемым и ценимым человеком как простыми колхозниками, так и начальством.

Его род — выходцы с Полтавщины. Дед Якова Алексеевича с двумя братьями приехал в Славгород в 1859 году и осел здесь навсегда. История с этими братьями — чудная: их всех звали Федорами. Тогда имена детям давал батюшка согласно святцам, поэтому так и вышло.

Славгородцы, чтобы не морочиться, оставили за старшим братом имя Федор, за средним — Федя, а за младшим — Федун. Подобные метаморфозы произошли также и с фамилиями братьев. Их родовая фамилия — Броневские — видимо, ради удобства произношения, трансформировалось в Бараневские, а после 1861 года, когда массово восстанавливались документы граждан, эту фамилию записали на манер запорожских казаков — Бараненко. Хотя последнее так и не прижилось в употреблении. Сегодня редко услышишь, например, Павел Бараненко, а чаще — Павел Бараневский. Так называют почти всех потомков трех Федоров. Ради исторической истины надо сказать, что фамилия, которая так неудачно изменялась со временем, была не для всех братьев родной — они были сводными братьями.

Отец Федора, старшего из них, был из рода известных на Полтавщине землевладельцев Миргородских. Его родительская семья земли не имела, а жила за счет небольшой гончарни, что обеспечивала средний достаток. Но родословную семья имела хорошую, говорят, что шедшую еще со времен Петра І, когда их предки впервые занялись керамическим ремесленничеством. Отец Федора — Алексей Юрьевич Миргородский — умер рано от неизвестной болезни, а мать Елена (Линн) Евгеньевна Миргородская — урожденная Муссель — вышла замуж вторым браком за главного инженера фабрики Броневского Якова Михайловича. В надежде, что этот брак будет долгим и крепким, она переписала себя и сына Федора на его фамилию.

В новом браке Линн родила еще двух мальчиков, но последние роды были тяжелыми и окончились ее смертью. Так Федор остался круглым сиротой, а его братья — Федя и Федун — без родной матери. Яков Михайлович тяжело пережил смерть жены, которой гордился и от которой в значительной мере зависел материально. Он ушел в запои и вскоре умер.

Детей разобрали родственники. Федора воспитывали в семье, Григория (Грема) Евгеньевича Муссель, дяди по матери, откуда пошла еще одна фамилия дедушки Якова — Муссель. Семья опекуна оказывала содействие образованию Федора. Он окончил Нежинскую гимназию. После этого дядя оставил племянника в своих мастерских по изготовлению ковров. Младшие братья воспитывались у Михаила Михайловича Броневского, дяди по отцу, простого служащего. Получив от отца дурную наследственность, имели пороки развития, достигли не очень больших успехов: Федя знал грамоту, умел изготавливать деревянные изделия, присматривать за лошадьми; Федун осилить грамоту не смог, и вдобавок был глуховат.

Со временем Григорий Евгеньевич Муссель отдал племянникам остатки родительского наследства и благословил на самостоятельную жизнь. Узнав от дальней родни, владевшей в Славгороде своими землями и кирпичным заводом, что здесь проводятся большие рекрутинговые ярмарки, Федор забрал младших братьев и приехал сюда с намерением начать собственное дело. Родственники Миргородские помогли ему выстроить жилище на уже упомянутой Мусселевской усадьбе. Известно, что скоро по прибытию в Славгород Федор взялся за швейное ремесло.

Вскоре он женился, взяв за Екатериной Нестеровной Ясеневой — дальней родственницей со стороны отца — небольшое приданое и открыл швейную мастерскую. Дело процветало, заказов было много, в скором времени он основал такую же мастерскую на разбросанных хуторах, теперь вошедших в город Запорожье, а при ней открыл портняжную школу, что-то наподобие нынешних портняжных курсов.

В 1867 году у Федора родился сын Алексей, которому Федор передал собственность в Славгороде. Алексей Федорович в 1896 году дал жизнь Якову Бараненко, в тяжелые времена ставшему славгородским спасателем. Мама Якова Алексеевича Арина (Ирма) Семеновна была из известного рода Хассен, владельцев славгородской хлебопекарни.

Начиная с первых лет ХХ столетия ярмарка, кормившая почти всех славгородцев, начала приходить в упадок, а с нею приходили в упадок и все обслуживающие ремесла. Алексей Федорович не растерялся, взялся сам за портняжничество и тем жил, а Арина Семеновна на дому пекла мучные изделия под заказ или сдавала продукцию торговцам. Поэтому Алексей Федорович решил своим детям дать уже не ремесла, а профессии, причем современные. Старшего сына Якова послал в Киев изучать земледелие.

Из этой ветви рода Бараненко (а на самом деле — Муссель) ныне продолжает эстафету Олег Алексеевич Бараненко, который передал ее сыну Алексею Олеговичу Бараненко. Живут они в Петропавловске-Камчатском (Россия), род занятий — компьютерные технологии.