Нептуну на алтарь

22
18
20
22
24
26
28
30

Николай Николаевич вспоминает такой случай. Он продолжал вывозить на сушу раненых и передавать работникам госпиталя. И вот он стоял на берегу, ожидая, когда разгрузят его баркас, и увидел моряка, отчаянно удерживающегося на волнах. Подплыв почти к самому срезу воды, тот моряк почему-то никак не мог окончательно выбраться на сушу. Кто-то крикнул: «Браток! Здесь уже мелко, выходи!» Но моряк молча продолжал колотить по воде руками. Тогда один из легкораненых моряков бросился к нему, чтобы помочь выйти. И тут обнаружилось, что у моряка нет обеих ног! За ним волочились, оставляя в воде кровавые следы, перерубленные, очевидно гребным винтом спасательных баркасов, культи. Моряка подхватили на руки и вынесли на берег.

Напряжение доходило до того, что у некоторых «новороссийцев», уже спасенных или тех, кто своими силами доплыл до берега, не выдерживало сердце и они падали замертво. Так погиб представитель особого отдела эскадры, ответственный за корабль.

Николай Николаевич шел к берегу с полным баркасом, когда у одного из офицеров случился, как ему показалось, обморок от перенапряжения, и он не сразу понял, что тот умер. Высшие флотские чины, которые прибыли на линкор после взрыва, тоже оказались в воде. Почти всем им повезло спастись. Вице-адмирала Пархоменко живым и невредимым подобрал второй баркас с крейсера «Молотов», который после доставки второй аварийной группы на линкор тоже остался спасать утопающих. Вице-адмирала пересадили в шлюпку и отвезли на Графскую пристань, откуда он, мокрый и полураздетый, отправился в штаб флота, чтобы доложить о катастрофе в Москву.

Поныне Николай Николаевич не может забыть ту страшную ночь. Не раз она возвращалась к нему в страшных снах, где повелитель моря Нептун продолжал хрустеть принесенными в жертву людьми, громко щелкая челюстями и подбирая слюну с жирной бороды.

* * *

После гибели «Новороссийска» над водой осталась торчать кормовая часть днища длиной около сотни метров и высотой до трех метров. Опрокинутый гигант продолжал медленно погружаться в воду, вернее, уходить в ил.

Свыше трехсот человек из тех, кто стоял на палубе или кто оказался в воде возле него и не успел отплыть, погибли одномоментно, когда линкор перевернулся. А внутри осталось еще свыше ста моряков, часть которых до последнего вздоха находилась на своих боевых постах, другие же находились в кубриках, так как по правилам боевой тревоги, о которых уже говорилось, кубрики были закрыты.

И их надо было спасти, поэтому, как только утихли волны, поднятые гибелью корабля, восстановились спасательные работы. Все понимали, что без спасателей моряки, попавшие в ловушку моря, обречены на медленную мученическую смерть в воздушных мешках. Скоро после смятения, вызванного окончательным погружением «Новороссийска», те моряки, что искали спасения на его обнаженном днище, а также те, что подходили к нему на спасательных судах, начали слышать идущие изнутри корпуса частые постукивания, которые со временем нарастали и вскоре превратились в сплошной глухой звук. Об этом, конечно, немедленно доложили командованию. Но… распоряжение сверху опять почему-то опаздывало. А люди, заживо захороненные под водой, надеялись, призывали на помощь, давали о себе знать.

Наутро второго дня видимое погружение корабля прекратилось, его корпус остановился и на некоторое время занял устойчивое положение. То, что помещения и отсеки поверженного исполина были задраены по-боевому, т. е. имели удовлетворительную герметичность, давало повод надеяться, что большого объема остающегося там воздуха морякам хватит, чтобы выжить и дождаться спасения. Приказов свыше относительно помощи этим людям все еще не поступало. Спасателям было невыносимо слышать мольбы о помощи, доносящиеся из-под воды, и ничего не делать. И они по собственному почину начали отыскивать возможность помочь несчастным.

Вечер последнего для «Новороссийска» дня был тихим, теплым и багряно-красным — погожий вечер середины осени. Но Николаю Николаевичу Сидоренко виделось в этом цвете заката что-то зловещее, что вызывало неприятное и тревожное чувство.

Солнце красно поутру — рыбаку не по нутру, Солнце красно вечером — рыбаку боятся нечего.

Он припомнил эту морскую прибаутку и успокоился. Но и утро засвечивалось хмурым и печальным светом, как будто небо знало толк в человеческих проблемах и сейчас грустило вместе с ними. Новый день запустил короткую руку в чащобу ночи, и над горизонтом потянулись густо-розовые пряди. В свете тусклого солнца удивительно странными были краски умирающего октября.

Утром подошли спасатели подводных лодок «Бештау», «Скалистый» и прочие, где были опытные водолазы. Рассказ об их работе составляет отдельную страницу этой трагической истории.

Вообще водолазы развернули свою работу еще тогда, когда днище линкора торчало над водой. Первой их задачей было достать со дна моря утопленников. Производить эти работы приказали только ночью. А как, когда на дне и без того стоит темень? Нашли такой выход: днем водолазы обследовали дно, находили тела погибших и закрепляли на каждом из них бечевку, а второй ее конец фиксировали на своем поясном ремне. Потом всплывали на поверхность и здесь второй кончик каждой веревки перевязывали на борт судна, чтобы поднять покойника, когда стемнеет. Под вечер весь борт стоял в узелках.

Ночью подходила десантная баржа, водолазы вынимали из воды найденные тела и погружали на нее. А дальше переправляли их на Инженерную пристань. И снова возвращались на морское дно, начинали новый круг той же работы.

«Когда спасли всех, кто находился в воде, и оставалось оказать помощь закрытым в герметичных помещениях затонувшего линкора, мы возвратились на свой крейсер. Настала очередь работать водолазам специальных спасательных судов, — снова делился воспоминаниями Николай Николаевич Сидоренко. — Но моя миссия продолжалась, так как надо было найти двух матросов из моего электротехнического отделения, хотя бы среди погибших. Утром мне давали выпить полстакана спирта и везли на их опознание среди множества вынутых из воды тел, лежащих рядами прямо на земле. Таких поисковиков как я с разных кораблей набралось несколько человек. Мы ходили группкой, чтобы не так жутко было, и всматривались в распухшие, изъеденные мазутом лица. Но узнать никого не могли, при мне только одного мальчика распознали по родинке на ноге. Офицер, который нас сопровождал, записал его фамилию в блокнот, затем бросил найденные документы в длинный фанерный ящик. Там уже лежала груда боевых книжек и комсомольских билетов, пропитанных водой, в которых прочитать ничего не удавалось».

Мертвых, пробывших в воде несколько часов, уже тяжело было узнавать — соль очень быстро разъедала тела, делала неузнаваемыми. Николай своих матросов среди погибших не нашел и ему думалось, а вдруг они не утонули, а находятся внутри линкора? Вполне возможный вариант, ведь они работали именно в отсеках потопающего корабля, боролись за его живучесть. Эта мысль окрыляла не только его, но и других поисковиков и они, взобравшись на киль перевернутого исполина, старались достучаться до людей, закованных внутри, и установить с ними связь. Не удалось, из-под воды продолжали доноситься только хаотичные стуки, как и в начале.

И все же эти усилия оказались не напрасными. Профессиональные спасатели, увидев, что они слушают корпус корабля, присоединились к ним, не ожидая приказов. По силе идущего изнутри звука они определяли местонахождение людей, кто из них расположен ближе к кормовой оконечности днища. Нашлось и место с тонким промежутком между днищами корпуса, лежащее близко от внешней обшивки корабля. Оно приходилось на местоположение одной из дизель-электростанций. Конечно, там должны быть люди! В десять часов утра моряки со спасательного судна «Бештау» под командованием капитан-лейтенанта Малахова именно здесь сделали первый разрез корпуса с помощью автогенных резаков. Какой огромной была радость, когда из отверстия на поверхность вышло семь моряков, героев, до последнего обеспечивающих линкор электричеством с 4-й электростанции.

Успех прибавил спасателям настойчивости, они начали действовать активнее, снова резали обшивку днища, снова резали… Но из прорезов только со свистом выходил воздух.

С каждой попыткой все больше и больше воздуха выходило изнутри корабля, и все меньше воздушных мешков оставалось там. А это означало, что, во-первых, все менее короткой оставалась жизнь замурованных моряков, и во-вторых, что линкор терял остатки плавучести. Он снова начал тонуть, навсегда отсекая своим пленникам путь к возможному спасению. Попытки проникнуть внутрь корабля не прекращались, в сделанные отверстия ныряли даже люди без водолазных костюмов.

Второй успех был не таким окрыляющим: спасли лишь двух человек. Собственно, их чудом подняли наверх. Под водой искали начальника технического управления Черноморского флота инженер-капитана 1-го ранга Иванова. Водолазов предупредили, что на посту энергетики и живучести Иванов переоделся в рабочий китель с капитан-лейтенантскими погонами и, вероятно, именно там и находится.

И вот на третьи сутки постоянных попыток определили, что в 31-м кормовом кубрике есть живые люди. Кубрик был почти полностью затоплен водой, и моряки плавали там в непроглядной тьме, удерживаясь за пробковый матрас.