— Держи. — Кертис протягивает ей рукав пижамы, чтобы вытереть глаза. Лиз принимает его. Она замечает, что шрамы на руке Кертиса заживают.
— Спасибо, — говорит она. — Кстати, твоя рука выглядит лучше.
Кертис тянет вниз рукав пижамы.
— Моя младшая сестра твоего возраста. Ты на нее немного похожа.
— Мы мертвы, ты знаешь? Мы все тут мертвы. И мы никогда не увидим их снова,
— плачет Лиз.
— Кто знает, Лиззи? Возможно, это еще случится.
— Тебе легко говорить. Ты сам это выбрал. — Как только с ее языка срываются эти слова, Лиз сразу жалеет о них.
Кертис молчит, прежде чем ответить.
— Я был наркоманом, Лиззи. Я не хотел умирать.
— Мне очень жаль.
Кертис кивает, не глядя на Лиз.
— Мне действительно очень жаль. Это было очень глупо — так сказать. Я так подумала, потому что некоторые из твоих песен являются, в некотором смысле, мрачными. Но я все равно не должна была этого допускать.
— Извинения приняты. Это хорошо — знать, как правильно извиняться. Мало кто из людей знает, как это надо делать. — Кертис улыбается, и Лиз отвечает ему тем же. — И правда в том, что иногда я действительно хотел умереть, ну, может быть, чуть-чуть. Но это было не каждый день.
Лиз думает о том, чтобы спросить, хочется ли ему наркотиков теперь, когда он мертв, но в итоге решает, что это неподходящий вопрос.
— Люди действительно будут грустить из-за того, что тебя больше нет.
— Будут ли?
— Ну, — говорит она, — мне грустно, что ты умер.
— Но я там же, где и ты. Так что для тебя я не умер, верно?
— Да, думаю да, — смеется Лиз. Это так странно — смеяться. Как сейчас может быть весело?