Сборник рассказов

22
18
20
22
24
26
28
30

Как преданный лейтенант (а не генерал, что бы там не думал Лестер Эмбри), Эверс сразу рассказал обо всем Казу, приукрасив события еще больше и смеясь над своей же пародией. Позже, в тени флагштока, он подбадривал Каза вместе с другими окружившими драку ребятами. Собственно, на драку это походило мало, потому что Горшок даже не сопротивлялся. От первого же удара, он согнулся и свернулся калачиком на земле, а Каз продолжал его мутузить, сколько душе угодно. Потом, словно устав, Каз оседлал его, схватил за запястья и завернул ему руки за голову. Горшок плакал, на разбитой губе вздувались кровавые пузырьки. В драке его полосатая рубашка порвалась, и через дыру размером с кулак проглядывала бледная кожа на груди. Горшок не сопротивлялся, когда Каз отпустил ему руки, взялся за края дыры и потянул в разные стороны. Рубашка порвалась, только воротник еще держался. Каз схватился за оставшиеся лохмотья и в три рывка стянул их сопернику через голову. Встал, повертел ими над головой, словно лассо, бросил их на Горшка и ушел. Эверса поразил не только пробудившийся в Казе зверь и то изящество, с которым тот уничтожил своего соперника. Поразило его еще и то, насколько быстро все произошло. Минуты за две, не больше — учителя даже не успели выбежать наружу.

Когда неделю спустя мальчик исчез, Эверс с приятелями подумал, что он убежал. Мама Горшка считала иначе. Мальчик любит прогулки на природе, говорила она. Парнишка он мечтательный, поэтому мог просто задуматься о чем-нибудь и заблудиться. Начались масштабные поиски по окрестным лесам, в которых участвовали приехавшие из Бостона поисковые команды с ищейками. Как бойскауты, Эверс с друзьями тоже принимали участие в поисках. Услышав переполох около дамбы на Марсденском пруду, они тут же туда помчались. Позже они пожалеют, что увидели, как из водослива вытаскивают безглазое, сочащееся водой нечто.

И вот теперь, непонятно каким образом, Лестер Эмбри стоял на стадионе «Тропикана фиелд» и вместе с другими болельщиками наблюдал за игрой у «дома». Из пальцев на руках остались только большие. Глаза и нос (ну, большая его часть) тоже были на месте. Лестер смотрел на Эверса сквозь экран, как смотрела мисс Нэнси из «Детской комнаты» в свое волшебное зеркало. «Ромпер, стомпер, бомпер, бас, — напевала мисс Нэнси в те стародавние времена. — Мое зеркальце видит вас».

Лестер указывает на него полусъеденным пальцем, губы его двигаются. Что он там говорит? Прокрутив запись дважды, Эверс, наконец, понял: «Ты убил меня».

— Неправда! — закричал он на мальчика в красно-синей полосатой рубашке. — Неправда! Ты сам упал в пруд! Сам! По своей чертовой вине!

Эверс выключил телевизор и пошел спать. Лежа в кровати, он чувствовал, как его трясет. Он встал и взял две таблетки эмбиена, запив их изрядным глотком виски. Сочетание таблеток и выпивки тряску подавило, но все равно заснуть он не мог, пялясь в темноту глазами, которые казались ему большими и гладкими, как дверные ручки. В три часа он развернул часы-радио к стене. В пять часов, когда через занавески забрезжил рассвет, в голову ему пришла утешительная мысль. Он хотел поделиться ею с Горшком Эмбри, но не мог, поэтому просто высказал ее вслух.

— Горшочек, старина, если бы у нас имелась машина времени, на которой мы могли бы вернуться в школьные годы и исправить все идиотские ошибки, то очередь на нее растянулась бы века до двадцать третьего.

Вот именно. Нельзя винить детей. У взрослых есть мозги, но дети — они же глупы по своей природе. А иногда и жестоки. Эверс вроде бы вспомнил, как какая-то девочка в Новой Зеландии забила маму до смерти кирпичом. Она нанесла бедной женщине пятьдесят ударов, а когда ее признали виновной, ей дали… сколько? Семь лет? Пять? Меньше? Освободившись, она переехала в Англию и стала стюардессой, а позже — популярной писательницей детективов. Кто ему рассказал эту историю? Элли, кто же еще. Эл детективы обожала: она всегда пыталась угадать, а зачастую и угадывала убийцу.

— Горшочек, — сказал Эверс светлеющей спальне, — ты не можешь меня винить. Я заявляю о частичной недееспособности. — Тут он даже улыбнулся.

Вслед за этим в голову пришла еще одна, не менее утешительная мысль: «Сегодняшнюю игру смотреть не обязательно. Меня же никто не заставляет».

С этой мыслью Эверс и заснул, а проснулся уже после полудня, впервые со времен колледжа. Он собрался было сварить овсянку, но передумал и приготовил себе яичницу из трех яиц. Добавил бы и бекон, но бекона не было. Пришлось добавить его в список покупок под магнитом-огурцом на холодильнике.

— Обойдусь сегодня без игры, — сказал Эверс пустой квартире. — Думаю, я лучше…

Услышав южный говор, с каким он произнес последние слова, Эверс в замешательстве запнулся. Подумал, что ни слабоумие, ни болезнь Альцгеймера до него пока не добрались, что, может быть, у него всего лишь обычный, до боли знакомый нервный срыв. Такое объяснение последних событий казалось вполне логичным, но знание — сила. Если ты знаешь, что происходит, то можешь это прекратить, так ведь?

— Думаю, я лучше пойду в кино, — закончил он фразу уже собственным голосом. Тихо. Благоразумно. — Вот и все, что я хотел сказать.

В конце концов, в кино он решил не идти. Хотя в ближайшей округе находилось в общей сложности двадцать экранов, ни по одному из них не показывали ничего интересного. Вместо этого сходил в «Пабликс» и накупил там полную корзину продуктов (включая фунт толсто порезанного бекона с перцем, который так любила Элли). Эверс было направился к быстрой кассе, но увидев на кассирше футболку «Скатов» с двадцатым номером Мэтта Джойса на спине, повернул и пошел к другой. Стоять в очереди пришлось дольше, но он сказал себе, что это ничего. А еще он совсем не думал о том, что на стадионе прямо сейчас пели национальный гимн. Эверс взял новую книгу Харлана Кобена в мягкой обложке, эдакий литературный бекон к бекону настоящему. На ночь он ее почитает. Бейсболу не сравниться с кобеновскими «ужасами в пригородах», даже когда на поле Джон Лестер выяснял отношения с Мэттом Муром. Да и как Эверс вообще заинтересовался такой скучной и тягучей игрой?

Положив продукты в холодильник, он устроился на диване. Кобен не разочаровал: Эверс сразу же втянулся в сюжет. Так втянулся, что даже не заметил, как у него в руке оказался пульт от телевизора, когда после шестой главы он решил сделать перерыв и съесть кусок лимонного пирога.

«Я только счет проверю, — подумал он. — Посмотрю одним глазком — и все».

«Скаты» вели в восьмом иннинге 1–0, и Дуэйн Стаатс исходил болтовней от возбуждения:

— Не буду вам, друзья мои, говорить, что сегодня творится с Мэттом Муром — я человек старой школы — просто скажу, что ни одного «алого чулка»[18] к базам сегодня не допущено.

«Бог ты мой, — подумал Эверс. — Мур им не дал сделать ни одного удара, а я все пропустил».