Зазвенели золотые пластинки пекторали на спине Нефру-Маат, попуская стрелу с красными перьями, которые были белыми мгновенье назад… Ипи резко вдохнул воздух, успев подхватить Сестру и прижать к себе. По спине Нефру-Маат побежали красные дорожки пропитывая прозрачный лён платья…
Мерит-Ра очнулась на ложе. Усер-Мин стоял рядом с нею и держал за руку. Кормилица подхватила на руки маленького Аа-Хепер-Ру-Ра и укачивала кричащего младенца.
Никогда ещё Мерит не видела столь явственно эту неизбежность. Она не проронила ни звука, но слёзы потекли по щекам…
— Ты должна быть сильной, Мерит-Ра! — Усер-Мин крепче сжал её тонкую руку — из Хи-Ку-Пта пришли вести: Ипи Ра-Нефер и Тути-Мосе идут к Уаситу единым отрядом, окончив свои странствия. И у тебя есть чем приветить своего Фараона — старшина Совета Хранителей кивнул на дитя.
— Да, Усер-Мин, сильной! — Соправительница отёрла слёзы и присела на ложе, — сильной, ибо до свершенья непоправимого ещё далеко, но великое вершится на наших глазах.
Мерит-Ра подошла к оконному проёму, вглядываясь в сторону Великого Хапи. Западный горизонт уже бледнел.
Внезапно женщина вскрикнула. Вдали показался парус «Себек-Сенеба», мачта которого была украшена торжественными знаками Величайшего Тути-Мосе и Верховного Хранителя Ипи Ра-Нефера. За великой ладьёй шла такая же пятирядная, верно та, о которой писал Ипи, а за нею, украшенная золотыми лентами «Звезда обеих Земель». Три ладьи предваряли громадную вереницу кораблей, возвращавшихся из Тисури и Пунта. Вереницу, которой, казалось, не было конца.
— Усер-Мин! — выкрикнула Мерит, — снаряди мне парадную хевити, да кликни кормилицу, дабы облачила младенца Амен-Хотпа! Я должна приветить моих любимых, как подобает Соправительнице!
— И да будет так! — поверенный Ипи Ра-Нефера поклонился, заметив, что тень печали покинула синие глаза Мерит-Ра Нефер.
Тути-Мосе стоял на носу «Себек-Сенеба», ставшего теперь флагманом всех трёх отрядов. Не смотря на ремонт, которому подверглась великая ладья семь локонов Хонсу пребыванья в Тисури, кое-где отчётливо просматривались следы недавнего боя. Обожжённые снарядом Шарден доски настила, царапины от стрел и дротов на бронзовых щитах осадных луков… Это была настоящая битва. И настоящая победа. Фараон немного завидовал Верховному Хранителю, из-за того, что Ипи победил в настоящем бою на водах, да, к тому же, взял город, и… Новая, и молодому Мен-Хепер-Ра казалось, что от неё за сотню немет пахнет смолистым кедром, пятирядная ладья, выстроенная Ипи Ра-Нефером. Там же, в Тисури, из местного кедра, и кедровые стволы для новых ладей, что выстроят в Бехдете, пока что заменяли ей прочную смолёную пальму подводной брони. Конечно же, Верховный Хранитель использовал и чертежи Тути-Мосе, и сам «Себек-Сенеб», как образец, но насколько новая ладья была мощнее и совершеннее! Шире на два и длиннее на семь локтей, она, конечно же, сидела в воде глубже, но по двадцать вёсел, вместо семнадцати на ряд, да по семь, вместо пяти, тяжёлых, на носу и корме для хода и разворота… Триста восемьдесят гребцов, вместо трёхсот давали ей ход, вёсла были короче и мягче входили в воду…
— Тебе, да живёшь ты вечно, Величайший Тути-Мосе, как вижу, приглянулась новая ладья достойнейшего Ипи Ра-Нефера? — Ниб-Амен хитровато ухмыльнулся.
— Приглянулась, — Мен-Хепер-Ра улыбнулся в ответ, обернувшись к Ипи, — и как же мой названный Брат и Знаменосец Великой зелени назвал её?
— «Мерит-Ра, выходящая в лучах Хепри», — Верховный Хранитель поклонился, пряча глаза.
— Кто бы сомневался! — Тути-Мосе захохотал, но сменил тон, — и вправду, ладья прекрасна, как и та, кому она посвящена. Верно, Ипи, тебе очень не доставало твоей любимой? — услышав сие, Нефру-Маат позеленела и неучтиво поспешила к надстройке.
— Зачем ты заставляешь её страдать, Величайший? — спросил Ра-Нефер, попросив молодого Ниб-Амена оставить их, — Нефру-Маат очень помогла мне в походе, и я… Я привязан к своей возлюбленной Сестре всей нежностью своего Ка, с Мерит же нас объединяет… Впрочем, не ревнуешь ли ты? — Ипи решил отвести удар, лукаво спросив Фараона.
— Что ты, Ипи, — похоже, Мен-Хепер-Ра принял его слова всерьёз, — я сорвал свой свиток Шаи с Древа Семи Хатор, ибо ничто не изменит судьбу. Анх-Нофрет Мут-Ирт была наречена мне, и я обрёл счастье с нею. Воистину! Так что, — Фараон засмеялся, — от моих домогательств Тути-Анх, почтенная жрица Трижды Мудрейшего, отныне свободна!
— Отныне она свободна, Величайший! — Ипи заметно помрачнел, — случайная стрела фенех в битве при Тисури. И достойный Военачальник Маху-Нахт тоже погиб, хотя наши потери и составили меньше сотни. Сах достойных Жрицы и Военачальника, подготовленные погребению — в трюме «Себек-Сенеба». Вместе с данью нечестивого Йахурима, в сотню хека серебра и сотню золота.
— Да покоятся Праведногласые на Полях Иалу, в Те-Мери! — Тути-Мосе на мгновенье прикрыл глаза, но продолжил, — ты одержал великие победы, Ипи, но что твоя дань в сотню хека, пять десятков стволов кедра и сорок слонят, когда мои ладьи везут из Пунта триста пятьдесят хека золота, мирровые и чёрные деревья, камни Слёз Нетеру, пряности, благовония и иные несметные дары Быстрых звёзд!
— Твой поход не был опасен? — Ипи знал о Пунте немного, но много знал о том, сколь неохотно люди расстаются с золотом.
— Нет, Ипи! — Фараон улыбнулся, — эти жалкие нехси, что чернее кушитов, почитали за честь выменять десять дебенов золота на один — хорошей бронзы! Впрочем, — Тути-Мосе осёкся, — мы с тобою и вправду заговорились, нам нужно пойти в надстройку и попытаться повиниться пред несчастной Нефру-Маат!