Голубой лабиринт,

22
18
20
22
24
26
28
30

Она надолго задержала на нем взгляд, а затем присела на один из стульев, окружавших стол. Д"Агоста сделал то же самое.

Марго прочистила горло и сглотнула.

— Я буду благодарна вам, если вы не расскажете никому об этом разговоре.

Д"Агоста кивнул.

— Вы знаете, что случилось со мной тогда...

— Да. Убийства в музее, убийства в метро. Вам пришлось пережить нечто поистине ужасное.

Марго опустила взгляд.

— Я не об этом. Я о том, что… о том, что произошло со мной после. Уже после всего этого.

Какое-то мгновение д’Агоста не понимал, о чем она говорит, а потом воспоминания обрушились на него, словно тонна кирпичей.

«О, Боже», — подумал он. Он совершенно забыл о том, что случилось с Марго, когда она вернулась в музей, чтобы стать редактором журнала «Музееведение». Тогда она должна была испытать истинный ужас, крадясь, как зверь, по полутемным залам, в которых ее преследовал — а после тяжело ранил — серийный убийца. Ей многие месяцы пришлось провести в клинике, восстанавливая здоровье. Д’Агоста не задумывался о том, как сильно это, должно быть, повлияло на нее.

Марго на мгновение умолкла. Потом она снова заговорила, немного запинаясь:

— С тех пор, мне... трудно возвращаться в музей. Иронично, не так ли, ведь мои исследования могут происходить только здесь? — она покачала головой. — Я всегда была такой храброй. Настоящим сорванцом. Вспомните, как я настаивала на том, чтобы сопровождать вас и Пендергаста в тоннелях метро. Но теперь все по-другому. Сейчас в музее есть всего несколько мест, куда я могу зайти… без панических атак. Я не могу слишком далеко заходить в хранилища коллекций. Кто-то должен подносить мне материалы оттуда. Я подробно запомнила все ближайшие выходы на случай, если мне придется спешно убегать. А еще мне просто необходимо во время моей работы чье-то присутствие рядом с собой, не могу оставаться одна. В последнее время я поняла, что не хочу работать в музее после закрытия — то есть, после наступления темноты. Даже здесь, на верхнем этаже, мне находиться… трудно.

Слушая это, д’Агоста чувствовал себя все хуже. Как он мог забыть об этом? Попросив ее помочь, он выставил себя бессердечным идиотом.

— То, что вы сейчас переживаете — нормально, учитывая то, что с вами случилось, — смущенно проговорил он.

— Есть еще кое-что похуже. Я не могу выносить темные места. И темноту в целом. Я оставляю гореть свет в моей квартире на всю ночь. Вы бы испугались, увидев мои счета за электричество, — она выдавила кислую улыбку. — На самом деле, я просто разваливаюсь. Похоже, что у меня новый синдром: «музеефобия».

— Слушайте, — прервал ее д’Агоста, взяв ее за руку, — давайте забудем об этом чертовом скелете. Я найду другого, кто сможет…

— Ни в коем случае. Я может быть и псих, но не трус. Я сделаю это. Только не просите меня идти туда, — она указала в сторону дальнего конца коридора, где располагались залы коллекций, куда отправился Сандовал. — И никогда, прошу вас, никогда не просите меня, — она старалась говорить спокойно, но голос ее предательски дрогнул, — идти в подвал…

— Благодарю вас, что поделились, — искренне сказал д’Агоста.

В этот момент в коридоре зазвучали шаги. Вернулся Сандовал, держа обеими руками уже знакомый лейтенанту лоток. Он осторожно опустил его на стол между посетителями.

— Я буду на своем рабочем месте, — сказал он. — Дайте мне знать, когда закончите.