Это бессилие.
Ведь он быстрее. Он – тот, кто опережает. Он – в стороне. И он давно не встречал подобных себе. Около двухсот лет. Но его призвали. Попросили о помощи.
Не смог отказать.
Стук.
В дверь.
Рамон подобрался, ладонь легла на холодный металл «аграма». Кадилов отставил чашку с остывающим кофе. Остальные спали, растянувшись на матрасах и укрывшись клетчатыми пледами из запасников Матея. Игорек раскрылся и перевернулся на живот.
Дежурить решили попарно. Сейчас было далеко за полночь, в три их сменят Матей и Леа. Ефимыч разгадывал пожелтевший кроссворд, ожесточенно черкая карандашом, Рамон раскладывал пасьянс.
– Слышал? – Кадилов поднял указующий перст.
Рамон кивнул.
Бесконечный шум ливня скрадывал, нивелировал все звуки. Порой воздух сотрясали громовые раскаты.
Стук повторился.
Лампы притушены, за исключением той, что над столом. В магазине полумрак. За стеной тишина.
Кадилов осторожно двинулся по мрачному тоннелю, образованному «зашторенными» витринами и длинным стеллажом. Рамон, пригнувшись, – вдоль противоположной стороны стеллажа. Входа он достиг первым.
За стеклом смутно вырисовывалась человеческая фигура.
– Кто?
– Откройте.
– Ты кто такой, мать твою? – сорвался Рамон.
– Свой.
Рамон шагнул к двери. Щелкнул выключателем – галогенный светильник выхватил среднего роста индивидуума, короткую стрижку, выдающиеся скулы, неопределенного цвета глаза. Странную хламиду наподобие пальто, расшитую забавным орнаментом. Мокрую хламиду. Сверху обрушивались подсвеченные галогенкой белесые потоки воды, площадка перед мотелем представляла собой бурлящую жидкую среду. С подбородка незнакомца падали капли.
По кафельной плитке, звякнув, поехали ключи.