Владыки света

Комната пахла чистотой и теплом, как свежевыглаженные простыни. Невысокая полированная датская мебель шестидесятых годов странно контрастировала с ее викторианскими пропорциями. Полуоткрытая дверь вела в ванную, где на опорах, напоминавших птичьи лапы, стояла старомодного вида чугунная ванна.

Сьюзен подошла к окну и распахнула его. Ночной воздух был прохладен, сквозь запах выхлопных газов пробивались ароматы апельсинов и пряностей.

— Ты веришь ему? — спросил Майкл.

— Кому, Соломону? Приходится верить. Вопрос только в том, что все это значит. Похоже, нам придется все бросить и заниматься этим. Этот твой чудотворец вот-вот пронесется по миру, как пожар, и ты это знаешь.

Майкл кивнул. Он сбросил ее руки со своих плеч, поднялся и подошел к окну.

— Люди, особенно представители среднего управленческого звена ВОЗ, не пробираются через Зеленую Линию просто так, забавы ради. Ты ведь заранее знала, что он мне скажет, не так ли?

— Была абсолютно на этот счет уверена, — понизив голос, признала Сьюзен. — Я знала, что Соломон дока по части подобных вещей, они не чужды его реальности.

— Что-то слишком часто в наших разговорах всплывает слово «реальность», — заметил Майкл, глядя на окна расположенного через дорогу арабского дома. Он видел, как живущее там семейство, усевшись вокруг стола, заставленного грязными тарелками и винными бутылками, о чем-то спорит. — Дело в том, что в своем подлинном значении слово реальность относится к вещам, являющимся реальными.

— Это не всегда бывает так, — сказала Сьюзен. — Человеческое сознание имеет склонность ставить знак равенства между неизвестным и невозможным. Что делает те или иные вещи реальными? В конечном счете — не более чем факт нашего знания об их существовании. Но есть масса вещей, готовых вдруг нам явиться, — просто они были скрыты до поры до времени.

— Ничего не могу с собой поделать, но то, что сказал нам Соломон, вызывает у меня негодование.

— Почему?

— Он сказал, что намерен поведать мне кое-что о моем мире, однако на деле принялся рвать его на куски. Если все это не выдумка, то что это за мир, в котором тридцать шесть человек могут просто поднять палец и решить все что угодно?

— Это как раз то, чего бы тебе хотелось?

— В данный момент у меня все это еще не уложилось в голове. Но вот хотелось бы тебе?

— Не знаю. Эти Ламед Вав — что будет с простыми людьми, если они ринутся галопом по нашим жизням, приводя все в совершенство? Ведь множество вещей, делающих нас людьми, — стремление, надежда, героизм — все это исчезнет, не так ли?

— Ты не пожертвовала бы ими ради уничтожения нищеты, болезней, войн?

— В том-то и закавыка. Люди большую часть своей жизни не отличаются добротой и прочими благородными вещами. Мы устраиваем себе неприятности, чтобы их расхлебывать, изобретаем себе врагов, чтобы с ними сражаться. Наверное, Тридцати шести придется раздеть нас до скелета, ведь тогда не останется ничего, с чем мы могли бы бороться. Жизнь наша будет возвышенно-скучной и совершенно не зависящей от нашей воли.

— Ты хочешь сказать, что воины — лучше? — спросил Майкл. — Все голодающие, все, кто по сей день ежедневно умирает от болезней, которые мы уже добрую сотню лет умеем лечить, все, кого солдаты убивают лишь за то, что они оказались посреди пыльной дороги, спасаясь от уничтожения, — так, да?

— Именно, — саркастически отрезала Сьюзен. — Предложи-ка свой вариант. Ну вот, вы установили свой рай на земле, — что дальше?

— То есть? На земле установлен рай — чего ж еще надо?