Что, если бы какая-нибудь из наших барышень или дам попала в такое положение?
С трудом мы добрались до калитки нашего сада.
Я протянул руку, чтобы позвонить.
— Ради Бога! — схватила она меня за руку, — не звоните! Меня увидят!
— Как же быть? Калитка заперта.
— Я спрячусь здесь в кустах. Тогда позвоните — вам отворят, вы войдете, отошлете прислугу и впустите меня.
Я повиновался.
Когда через пять минут я привел ее в столовую, она опять схватила меня за руку, когда я хотел зажечь лампу.
— Не надо, с улицы увидят!
— Здесь ставни — увидят только свет. Успокойтесь, отдохните — я хочу предложить вам чего-нибудь покушать.
— Да, да — дайте мне есть… я так хочу есть… и спать… Я так из… изму… измучена.
Она упала в кресло и закрыла голову руками.
Я зажег лампу.
Когда комната осветилась, она быстро встала и, хромая, подошла к зеркалу.
Долго стояла перед ним, пристально смотря на свое отражение. Поправила на голове платок, выправив кокетливо из-под него на лоб и на виски короткие завитки волос. Эти золотистые волосы, густые и вьющиеся, были у нее острижены и красивыми локончиками завивались из-под платка около ушей и на шее.
Заметив мой взгляд, она обернулась и заговорила смущенно:
— Вы удивляетесь, что женщина в моем положении еще может смотреться в зеркало? Я… я хотела видеть, как я выгляжу… после… после… этого ужасного случая…
— Но что случилось с вами?
— Ах, не спрашивайте, не спрашивайте меня, — прошептала она, с мольбой складывая руки. — Будьте милосердны… будьте рыцарем до конца… Дайте мне опомниться, успокоиться… дайте мне… Я завтра, завтра все расскажу вам, а теперь… я… я…
Она закрыла лицо руками.