Невеста Анатоля

22
18
20
22
24
26
28
30

Погода была такая же отвратительная, как и накануне, но он не взял извозчика.

У Марсова поля он провалился в какую-то яму, наполненную талым снегом.

— Это-то в столице и в ХХ-ом столетии, — возмутился он и принялся обдумывать письмо в газеты «о вопиющем неблагоустройстве столичных мостовых». Вообще, он совершенно не думал о том, куда он идет и что ждет его на Пантелеймоновском мосту.

Его мысли были совершенно ясны, но довольно бессвязны, как у всякого человека, когда он не обдумывает, а просто воспринимает впечатления извне.

Попробуйте иногда проследить ваши мысли, вы даже удивитесь их странному метанью.

Идя по бульвару вдоль Марсова поля, он приостановился полюбоваться на двойную арку огней над Троицким мостом и на каскад мелких, более желтых огонечков, словно пересыпающихся через нее.

«Очень красиво, — подумал он, — красиво, что мост такой горбатый, но зато неудобно на него въезжать. Очевидно, произошла какая-нибудь ошибка в постройке — теперь не строят таких горбатых мостов. В старину все мосты были горбаты — не умели строить плоских, как Pont d’Alexandre III в Париже, Pont.. Pont de Panleleymon…»

— Пон… пан… пон-пан, — стал беззаботно напевать Маркел Ильич.

Но едва он дошел до моста, он остановился, его охватила какая-то жуть, словно он стоял на высокой лестнице, лепившейся по отвесной высокой стене. У лестницы не было перил и там дальше он видел несколько обрушившихся ступеней. Хватит ли у него ловкости перепрыгнуть этот пролет? Вернуться же назад невозможно, потому что сзади ступенька тоже обрушилась.

Он нерешительными шагами дошел до половины моста, говоря сам себе:

— Дойду до конца моста и вернусь домой.

Но едва достигнув середины, он остановился, и замер, и прислонился к перилам — навстречу ему шла, прихрамывая, маленькая тощая фигурка в остроконечной шляпке.

— Каликика! — пискнул он.

Он совсем не хотел ее окликнуть, а это имя вырвалось у него невольно, от страха.

Фигурка остановилась.

При свете фонаря он увидел длинное узенькое лицо с тонким, как клюв скворца, носом.

Она окинула быстрым взглядом его высокую фигуру и, вытащив руку из муфты, взяла его за руку. Пальцы ее были цепкие, горячие и сухие.

С этой минуты Маркел Ильич ничего не помнил — словно большой темный платок покрыл его голову, и очнулся он в узкой темной передней.

Каликика отворила дверь в освещенную гостиную, повелительно сказала: «Идите» — и скрылась куда-то налево, в темноту.

Маркел Ильич успел только сбросить галоши и, как был, в пальто, в шляпе и с палкой — переступил порог.