Закон Моисея

Он отдернул руку к своему колену, продолжая держать кисть, обдумывая. Я убрала руку с его глаз, но он все еще держал их закрытыми. Затем он поднял руку и мягко заскользил сухой кистью по моему лицу.

— Что это?

— Мой лоб.

— Какая часть?

— Левая.

— А здесь?

— Моя щека.

— Здесь?

— Подбородок.

Мне было щекотно, но я не позволяла себе и шелохнуться. Моисей очертил край моего подбородка и провел от него прямую линию вниз к моей шее. Я сглотнула, когда кисть скользила вдоль моего горла и еле ощутимым прикосновением опускалась к моей грудной клетке там, где открывалась моя футболка. У футболки был аккуратный V-образный разрез прямо над грудью, и Моисей остановился, прижимая кисть к моей коже точно на уровне сердца. Но он продолжал держать глаза закрытыми.

— Если бы я должен был изобразить тебя, я использовал бы все цвета, — неожиданно произнес он почти с сожалением, будто был уверен, что не может нарисовать меня, но очень хочет этого. — У тебя бы были темно-красные губы, персиковая кожа и черные, как смоль, глаза с лиловым оттенком. А в твоих волосах были бы золотые, белые и голубые пряди, а кожа слегка окрашена в карамельно-кремовый оттенок с добавлением розового, затененная светло-коричневым.

Когда он говорил, то двигал кистью и так, и эдак, будто действительно рисовал красками в своей голове. А затем он остановился и открыл глаза. Мое дыхание застряло где-то между сердцем и головой, и я сконцентрировалась на дыхании, стараясь при этом не выдать себя. Но он знал. Он знал, какое влияние оказывает на меня. Он бросил кисть и поднялся на ноги, разрушая очарование момента, созданное его ласковыми штрихами, взмахами и нежными словами. Моисей направился обратно в дом, и я могла поклясться, как услышала его бормотание, когда он покидал меня, лежащую на траве:

— Я не могу нарисовать тебя Джорджия. Ты — живая.

6 глава 

Моисей  

Джорджия не стала бы держаться подальше. Я сделал все, что в моих силах, чтобы заставить ее уйти. Мне не нужно было, чтобы она связала меня и покушалась на мою свободу. Я оставил ее, как только смог, она не входила в мои планы. Я обращался с ней, как с дерьмом, большую часть времени. А она просто игнорировала это. Это не расстраивало ее и не заставляло отступить. Проблема была в том, что мне нравилось целовать ее, нравилось ощущение ее волос на моих руках и ее тела, напирающего на меня и находящегося в моем личном пространстве, требующего внимания и получающего его каждый проклятый раз.

И она заставляла меня смеяться. А я не был любителем похохотать. Я сквернословил больше, чем улыбался. Жизнь просто не была веселой. Но Джорджия была крайне забавной. Смех и поцелуи не облегчают задачу убедить кого-то в том, что ты хочешь, чтобы он ушел. И она просто бы не ушла.

Я думал, что после той ночи на родео, когда ее связали и запугали, она избавится от своей дерзости. Терренс Андерсон, не имеющий ничего, кроме оскорблений в адрес Джорджии, определенно избавился от своей дерзости, когда я, спустя несколько дней после фестиваля, загнал его в угол и убедился в том, чтобы он уяснил, что маленького мальчика, которому нравятся веревки, порежет на ломтики человек, которому нравятся ножи. Правда в том, что я действительно хорошо обращался с ножами — я мог метать их и попадать точно в цель с двадцати шагов. И я удостоверился, что Терренс знает об этом. Я продемонстрировал ему большой нож, который взял с кухни Джиджи и слегка украсил его щеку, оставив метку в том же месте, где кровоточила щека Джорджии.

Он сказал, что не делал этого. Но судя по тому, как бегали его глаза, это мог быть он. Даже если так, он все равно был придурком, поэтому я не испытывал мук совести, что пустил ему кровь. Единственное, что огорчало меня, это то, что мне вообще пришлось пугать его. Проблемы Джорджии не были моими проблемами. Моей проблемой была сама Джорджия. Как в тот момент, когда она была решительно настроена помочь мне чинить забор, болтая и заставляя меня смеяться, а потом злила меня, потому что заставляла смеяться.

— Я не могу доделать работу, когда ты рядом. И собирается дождь, а я еще даже не подошел к концу. Эта секция в заборе та еще дрянь, и ты не помогаешь.