Повести и рассказы

Странно быть голой, то есть обнаженной, но в туфлях на шпильке.

Кстати, пора втиснуть (босые) ноги в те самые туфли.

Как танцовщица-стриптизерша. На закрытых вечеринках, только для мужчин. Она слышала о девушках, которые танцуют на таких вечеринках. Танцуют обнаженными. За одну ночь зарабатывают больше, чем она — секретарша — за две недели.

Обнаженная — изысканное слово. Утонченное и напыщенное.

Одно удручает: ее тело уже начинает стареть. На улице, издалека (возможно) она еще способна показаться молоденькой случайному наблюдателю, но не вблизи.

Ей страшно смотреться в зеркало.

Страшно увидеть увядшее, как у матери, погрузневшее тело.

И ее поза в этом чертовом кресле, когда она одна дома — наклонилась вперед, руки лежат на коленях, пристально смотрит в окно, смотрит на узкую шахту солнечного света между высотными зданиями, — в такой позе у нее выпирает живот, сминаясь мягкими складками жира.

У нее был настоящий шок, когда она это заметила в первый раз. Просто случайно взглянула в зеркало.

Не признак старения. Просто она набирает вес.

Это подарок на день рождения. Сколько тебе исполняется — тридцать два?

Она немного смутилась. Да, тридцать два.

Она не смотрела ему в глаза. Сделала вид, что ей не терпится развернуть подарок. (Судя по размеру и весу коробки — еще одна пара чертовых туфель на шпильке.) Сердце бешено колотилось в исступлении страха.

Если бы он знал. Тридцать девять.

Это было в прошлом году. Следующий день рождения приближается неумолимо.

Она его ненавидит. Хочет, чтобы он умер.

Только тогда она больше его не увидит. И жена получит страховку.

Она не хочет его убивать. Она не из тех, кому нравится делать больно другим.

Но если честно, ей хочется его убить. Просто нет выбора: очень скоро он ее бросит. Она больше никогда его не увидит, у нее ничего не останется.

Сидя дома одна, она все понимает. Потому и спрятала под сиденьем портновские ножницы. В последний раз.