Леа знала — и это маловероятно. С соседями они с Марисой держались на дружеской ноге, но в гости друг к другу никогда не ходили. Да и не к кому особенно ходить, и детей в соседних домах немного.
И все же стоит проверить. Так должна вести себя мать, хватившаяся дочери. Обязательно спросить у соседей.
Минут десять-пятнадцать она обходила дома и квартиры на Брайарклиф. Стучала в дверь, затем нервно улыбалась в ответ на удивленные взгляды соседей. Изо всех сил старалась подавить отчаяние в голосе.
— Извините за беспокойство…
В памяти всплыло кошмарное видение из прошлого. Точно такая же отчаявшаяся молодая мать постучала в дверь их дома в Беркли, куда Леа недавно переехала вместе с любовником, ставшим вскоре отцом Марисы. Они как раз ужинали. Послышался стук в дверь, и любовник Леа пошел открыть. В голосе его слышалось крайнее раздражение, и тогда Леа тоже поднялась из-за стола и вышла в прихожую. Она была тогда совсем молоденькая симпатичная девушка с очень светлыми волосами и держалась с достоинством. С удивлением смотрела она на застывшую на пороге филиппинку. Та, смахивая слезы, жалобно спрашивала:
— Вы, случайно, не видели мою дочурку?
Больше Леа ничего не помнила.
И вот теперь настал ее черед стучать в двери. Отрывать незнакомых людей от ужина. Извиняться за беспокойство, жалобным дрожащим голоском задавать один и тот же вопрос: «Вы, случайно, не видели мою дочь…»
В этот жилой комплекс барачного типа Леа Бэнтри переехала из экономии два года назад. Дверь каждой квартиры открывалась здесь прямо на автостоянку. Место ярко освещенное, чисто функциональное и уродливое. В самих же многоквартирных блоках не было холлов. Не имелось внутренних лестниц, а стало быть, и площадок. Здесь просто негде было встретиться, чтобы обменяться приветствием или парой дружеских слов. Не было ничего привлекательного в этом кондоминиуме, расположенном неподалеку от реки Гудзон, в жилом микрорайоне Брайарклиф в южной части Скэтскила.
Ближайшие соседи Леа выразили сочувствие и озабоченность, но помочь ничем не могли. Нет, они не видели Марису, и, разумеется, она не заходила к ним в гости. Обещали, мол, если что заметят, так сразу, и советовали позвонить по телефону 911.
Леа продолжала стучаться в двери. Словно в мозгу включился какой-то механизм. Она не могла остановиться, пока не обойдет каждую квартиру. Чем дальше отходила Леа от своего дома, тем меньше симпатии видела в глазах здешних обитателей. Один из жильцов даже двери не открыл, лишь спросил, что ей надо. Другой, средних лет мужчина с красной и раздраженной физиономией закоренелого пьяницы, не дал ей даже закончить фразы, заявил с порога, что никаких детей не видел, знать не желает про детей, у него нет времени следить за чужими детьми.
Леа вернулась домой без сил. Со страхом вдруг заметила, что оставила входную дверь незапертой. И еще — во всех комнатах свет, может, это Мариса вернулась?..
Она вбежала в прихожую.
— Мариса?..
И услышала собственный голос, тревожный, жалостный…
Нет, разумеется, на кухне никого. В комнатах — тоже.
И тут ее пронзила новая, совершенно дикая, несуразная мысль. Леа выбежала на улицу на автостоянку. Проверить свою машину, припаркованную довольно далеко от дома. Щурясь, всматривалась она в салон, зная, что машина заперта, что в ней никого. Долго смотрела на заднее сиденье.
«Я, наверное, с ума сошла. Что ж это со мной происходит?..»
И все равно проверить надо. Она с трудом подавила порыв сесть за руль и проехать по Пятнадцатой улице до школы Скэтскил-Дей. Ясно, что там давно все закрыто. Потом еще объехать стоянку, что позади школы…
Нет, она проедет по Ван-Бюрен. Потом — по Саммит. Объедет весь небольшой центр города с бутиками, новомодными ресторанами, дорогими антикварными лавками и салонами стильной одежды. Затем на автомагистраль, мимо заправочной станции, заведений «фаст фуд», мимо маленькой ярмарки.