Мертвая Девочка в ответ только кивает и ведет его вверх по ступенькам, на вечеринку.
Бобби заявляет, что хочет пить, потому сначала они отправляются на кухню, к шумному древнему холодильнику. Мальчик достает колу, а Мертвая Девочка — «Хайнекен». Одну холодную бутылку цвета зеленого яблока. Она открывает крышку и делает несколько глотков горького немецкого пива; раньше ей не нравился этот вкус, но подчас кажется, что прежде ей не нравилось чересчур много вещей. Пиво очень, очень холодное, оно смывает изо рта последний привкус затхлого воздуха подвала, навевающего мысли одновременно о грибной пыли, сухой земле и микроскопических спорах, ищущих, где бы им вырасти.
— Думаю, они мне вообще не нравятся, — шепчет Бобби, хотя они уже и наверху.
Мертвая Девочка начинает убеждать его, что можно говорить в голос, но потом вспоминает Барнаби, его чуткие собачьи уши, после чего замолкает.
Практически все сидят вместе в гостиной, просторной комнате с книжными полками по всем стенам и абажурами матового стекла сладких и гнилостных оттенков жженого сахара, сквозь которые льется свет, режущий девочке глаза. В первый раз, когда ее пустили в дом на Бенефит-стрит, Гейбл показала Мертвой Девочке все лампы, все книги, все комнаты так, словно они принадлежали ей. Как будто она была частью этого здания, а не грязного дна Сиконка. Еще одной красивой, но сломанной вещицей в особняке, забитом или красивыми, или сломанными, или одновременно и теми и другими предметами. Заполненном антиквариатом, где что-то еще дышало, но многое — уже нет. Например, мисс Жозефина позабыла, как, а главное, зачем дышать. Она только говорила.
Они сидели вокруг нее в черных похоронных одеждах на стульях, вырезанных в 1754 или в 1773 году. Этот неровный круг мужчин и женщин всегда вызывал в воображении Мертвой Девочки образ воронов, собравшихся вокруг падали, дроздов, приплясывающих около трупа енота, толкающих друг друга ради самых лакомых кусков; острые клювы для ярких сапфировых глаз мисс Жозефины, для фарфоровых кончиков ее пальцев или для замолкшего, небьющегося сердца. Императрица словно раздавленное на летней дороге животное, думает Мертвая Девочка, она не смеется громко, хотя и хочет, хочет посмеяться над этими чопорными, вымирающими созданиями, этими трагическими восковыми тенями, потягивающими абсент и слушающими каждое изречение мисс Жозефины как слово Евангелия, как спасение. Лучше проскользнуть мимо тихо, незаметно и найти место для себя и Бобби там, где вот этих не попадется.
— Вы когда-нибудь видели огненный шторм, синьор Гар-зарек? — интересуется мисс Жозефина и смотрит на раскрытую книгу, лежащую на ее коленях, зеленую, цвета бутылки Мертвой Девочки.
— Нет, никогда, — отвечает одна из восковых фигур, высокий человек с жирными волосами и ушами, такими большими для его головы, что они почти соприкасаются кончиками. — Мне не по нраву подобные вещи.
— Но он был прекрасен, — говорит она, а потом делает паузу, по-прежнему не отводя взгляда от зеленой книги на коленях. Мертвая Девочка, судя по движениям ее глаз туда-сюда, туда-сюда, решает, что мисс Жозефина читает. Молчание прерывается: — Хотя нет, это не то слово. Совсем не то.
— Я была в Дрездене, — слышится голос одной из сидящих женщин.
Жозефина поднимает голову, моргает, словно не может вспомнить, как же зовут эту восковую фигурку.
— Нет, нет, Эдди, тогда было совсем не так. Уверена, Дрезден тоже был великолепен, но я говорю сейчас не о том, что сделали люди, а о том, что сделали с людьми. Вот именно это воистину необыкновенно, вот что делает… — Тут ее голос затихает, и мисс Жозефина снова смотрит на страницы, словно ищет в них нужные слова.
— Тогда почитай нам, — просит синьор Гарзарек, указывая рукой в перчатке на зеленую книгу, а мисс Жозефина переводит на него взгляд голубых блестящих глаз, кажущийся одновременно и благодарным, и злобным.
— Вы уверены? — спрашивает она всех собравшихся. — Мне не хочется, чтобы кто-нибудь из вас заскучал.
— Пожалуйста, — просит мужчина, не удосужившийся снять котелок, Мертвая Девочка думает, что его зовут Натаниэль. — Мы всегда любим слушать, как ты читаешь.
— Ну если вы так уверены… — изрекает мисс Жозефина, усаживается на диване поудобнее, откашливается, суетится с блестящими оборками черного атласного платья, которое только выглядит таким же древним, как и стулья, а потом начинает читать. — «А затем пришел огонь, — чеканит она особенным голосом, появляющимся только при чтении, Мертвая Девочка закрывает глаза и слушает. — Он появился повсюду. Лютая волна разрушения, несшая с собой факел — агонию, смерть и пламя. Словно какой-то огненный демон прыгал с места на место. Пламя лилось из полуобвалившихся зданий по всей Рыночной улице.
Я села на тротуар, вытащила из подошв ноги осколки стекла, накинула одежду.
Времени не оставалось».
Так продолжалось следующие минут двадцать или около того, в глазах Мертвой Девочки все вокруг подернулось завораживающим полумраком. Мисс Жозефина читала зеленую книгу, Бобби прихлебывал колу, а восковые вороны не издавали ни звука. Девочка любила слушать, как читает мисс Жозефина. Ее голос становился похожим на ритм дождя в жаркий день или на мороженое — вот такой он был необычный. Хоть бы она выбрала что-нибудь другое. «Сказание о Старом Мореходе», Китса или Теннисона. Но так все равно лучше, чем ничего, поэтому Мертвая Девочка слушает довольная, не важно, что в рассказе говорится только о землетрясениях, пожарах, дыме, о криках умирающих людей и лошадей. Значение имеет только звук голоса, а не слова, а если он нужен ей, то восковым фигурам, замершим на жестких стульях колониального стиля, просто необходим.
Закончив, мисс Жозефина закрывает книгу и улыбается, блеснув острыми зубами.
ebooksa