Рассказы. Часть 2

22
18
20
22
24
26
28
30

Я почувствовал себя совершенно спокойным, поднялся с пола и помог Джен присесть на стул. Я налили ей стакан воды, который она взяла дрожащими руками.

— Сиди здесь, — сказал я. — Никуда не уходи. Я скоро приду.

Я пошел в гостиную, но, увидев кусок оберточной бумаги, остановился. Я наклонился над дедушкой и поднял его. Я задумался на минуту, а потом смял бумагу, не читая, что там написал дедушка.

И пошел вызывать скорую помощь.

Жизнь с отцом

Шари никогда не видела рабочий унитаз. Ситуация изменится — в следующем году она должна пойти в детский сад, и я уверена, что у них есть нормальные уборные. Но пока она знакома только с нашими туалетами. Или емкостями, которые были ими, пока Отец не превратил их в стационарные контейнеры для хранения соевых кур.

Я не знаю, почему подумала об этом. Наверно, потому что сейчас Шари присела над емкостью для биологических отходов, в которые Отец заставляет нас мочиться. Для нас предусмотрены две емкости. Голубая — для мочи, красная — для экскрементов.

Я не знаю, как Шари справится в школе. Как по мне, она несколько медлительная. Отец никогда ничего не говорил, но я знаю, что он тоже это заметил. Шари не воспринимает действительность так, как должна, или так, как это делала я. Ей исполнилось три года, когда она смогла понять разницу между красной и голубой емкостью. В четыре года она сказала свое первое слово.

Иногда мне хочется сказать отцу, что, возможно, его семя не стоит использовать повторно, в нем может иметься дефект. Взгляни на Шари, хочу сказать я, взгляни на Зверюшек. Но, я люблю Шари и их тоже. Я не хочу ранить чувства ни одного из них.

Я также не хочу злить Отца.

Поэтому я и молчу.

Месячные у меня закончились несколько дней назад, и я должна постирать прокладки в недельной воде после мытья, а потом полить ней растительность во дворе. Но мысли о собственной крови вызывают у меня тошноту, так что я не могу заставить себя сделать это.

Прокладки хранились под матрасом, и завтра я планирую набить ими белье и принести в школу. Здесь я выброшу их в женском туалете, как делают все.

Чувствую злость и отвращение.

Надеюсь, Отец не узнает о моем плане.

Но он все выяснит во время Инвентаризации.

Я пыталась предложить Отцу отдавать мою старую одежду на благотворительность или в Армию Спасения. Так мы могли бы вторично использовать ее, предлагая другим людям. Я подсказала, что можно покупать мне ношенные брюки и рубашки в тех же организациях. Так у меня бы появлялась новая одежда, и при этом мы бы не прерывали цикл вторичной переработки. Но он не слышал. «Одежда, которая у нас есть, будет у нас всегда», — говорил он, — «и только после нашей смерти она перейдет другим».

И он отрезал ткань, распарывал старые швы и перешивал наши вещи, делая новые рубашки и штаны.

В школу я ходила как клоун, регулярно подвергаясь насмешкам одноклассников.

Возвращаясь домой, я кормила Зверюшек. Они располагаются в загоне, в центре заднего двора. Их место обитания огораживает невысокий забор из переделанных консервных банок и картона. Я кормлю питомцев остатками вчерашней трапезы, смешанными с компостом из наших собственных экскрементов. Мне это кажется неправильным, но Отец говорит, что наши тела не настолько эффективны, как могли бы быть. И наши жидкие и твердые и жидкие отходы содержат неиспользованные питательные вещества, которые и будут полностью переработаны Зверюшками.