Независимо от типа подаваемого животного, потом мне придется чистить и разделывать кости, чтобы сделать из них вилки, ножи и зубочистки.
Я пыталась не смотреть на Шари, но заметила, что ее плач за это время не прекратился и не ослабился, что меня обеспокоило.
Отец вышел с едой, размещенной на одной большой тарелке, которую мы делили, чтобы не тратить лишнюю воду на мытье посуды. Он принес нечто вроде запеканки. Отец улыбался, и я узнала это выражение — он гордился собой. Я внимательнее взглянула на мясо в запеканке. Кусочек, оказавшийся на вилке, был странно белым и эластичным. Взглянув на обратную сторону, я заметила более темный участок кожи.
Склизкой шкуры рептилии.
Я отбросила вилку и уставилась на него, а Шари заплакала еще сильнее.
— Ты убил одну из Зверюшек, — закричала я.
Он с энтузиазмом кивнул.
— В будущем мы сможем стать полностью самодостаточными. Нам не нужно будет выходить за пределы семьи за пропитанием. Мы сможем создавать собственное мясо, выращивая его на своих же отходах. Мы станем прототипом семьи будущего. — Он ухмыльнулся, указывая на запеканку, — Попробуй ее. — Отец взял вилку с куском мяса и отправил ее в рот, прожевал, проглотил и улыбнулся. — Вкусно и питательно.
Я уставилась на еду, понимая, что она вышла из моего тела, отправится обратно и покинет его снова. Неожиданно пришла тошнота. Я стала кашлять и выбежала из комнаты.
— Желтый контейнер! — закричал Отец, — желтый контейнер для блевотины!
Я могла слышать, что Шари начала плакать сильнее, а ее стул заскрипел, так как она начала раскачиваться, пытаясь высвободиться.
Проблевавшись в желтое ведро, я подумала, а была ли Зверюшка, ставшая нашим обедом из тех, которым я успела дать имена.
Отец стал грубее. Он ведет себя более жестоко и я думаю, мог ли он измениться из-за моего неподчинения.
Я бы убежала, если бы не Шари.
В школе нас учат нести ответственность за собственные поступки и убирать собственный беспорядок без напоминания родителей.
Мне сложно не смеяться.
Отец говорит, что я принесла ему много боли и моральных страданий, так что он побил меня, пока готовился поиметь сзади. Мои штаны и трусики спущены, а я сама стою согнутой над диваном, пока он вырывает мне волосы и хлещет рукой по спине и ягодицам. Отец заставляет Шари смотреть, и она начинает плакать, как только начинается половой акт.
Я кричу, чтобы он остановился, что мне больно, даже не пытаясь претворяться довольной в этот раз, но кажется, что такая ситуация удовлетворяет Отца. Мне кажется, он думает, что таким образом перерабатывает свои отрицательные эмоции, передавая их мне.
Закончив, он бьет меня по лицу, пока не появляется кровь, после чего выходит из комнаты.
Шари подбирается ко мне, когда он уходит. Она смотрит на меня с расширенными глазами и бледным лицом, напуганная произошедшим, а я пытаюсь улыбнуться и сказать, что мне не так уж и больно.