Вселенная Г. Ф. Лавкрафта. Свободные продолжения. Книга 6

22
18
20
22
24
26
28
30

— Это, Марк Наумович, самый что ни на есть настоящий храм-крепость! — сказал Синицкий. — Широкие оконные проёмы наверняка вырезаны позже, а изначально в стенах, скорее всего, были узенькие прорези — настоящие бойницы. Бьюсь об заклад, и подземный ход имеется! Если только не осыпался от времени… В старину, в лихие времена, такие сооружения были нередки!

Нейман вежливо кивал. Он и сам кое-что читал о подобных сооружениях, которые строились на севере губернии лет триста-четыреста назад.

— А вот и то, ради чего мы здесь! — сказал Синицкий, посветив лучом фонаря на остатки иконостаса. Тот являл собой жалкое зрелище. Не уцелело ни одного оклада, большинство икон покрылись плесенью и потемнели от сырости так, что разобрать, кто из святых на них изображен, было уже практически невозможно. Зато прямо над Царскими вратами висели три фигуры, образцы той самой уникальной пермской деревянной скульптуры, ради которых и затевалась эта экспедиция. Одна фигура изображала распятого Христа, другая — Богоматерь, третья, вероятно, Иоанна Крестителя. Вот только и в самих фигурах и в их расположении было кое-что странное.

На своём месте остался только Креститель, скульптура Божьей Матери висела прямо в центре иконостаса, словно именно она, а не Иисус, была центральным персонажем. Христос же теперь располагался по её левую руку. И хотя такое их расположение являлось далеко не каноническим, всё же в глаза бросалось совсем другое — обе фигуры были странно изуродованы: босые ступни Христа превратились в раздвоенные козьи копыта, изо лба Богоматери торчали два небольших изогнутых рога. Скульптура Иоанна на первый взгляд осталась нетронутой.

Нейман с Синицким изумлённо переглянулись. За их спинами раздалось громкое оханье. Это был Назар, сверкающий белками выпученных глаз, истово крестящийся и непрерывно приговаривающий:

— Да как же это? Да кто ж это так?

— Хороший вопрос, друг мой! — заметил Синицкий. — Ну-с, а вы, Марк Наумович, что скажете?

Нейман недоумевающе замотал головой.

— Иконоборцы? — спросил он. — Воинствующие безбожники?

— Думаю, нет, — возразил Синицкий. — Те, даже если бы и забрались в такую глушь, что само по себе маловероятно, ограничились бы тем, что порубили всё топором или подожгли. Вы присмотритесь внимательнее: копыта и рога вырезаны очень аккуратно, я бы даже сказал, искусно. А ещё глаза… На глаза обратили внимание? У всех троих вырезаны вертикальные зрачки. Как у кошки или козы. Нет, дорогой мой Марк Наумович, это не вандализм!

— Секта? — предположил Нейман. — Сатанинский или языческий культ?

— Вот это более вероятно. Причём скорее второе, чем первое. Сатанисты нынче все в городах — пытаются вызвать Вельзевула и узнать, когда падёт власть большевиков. — Синицкий усмехнулся. — А вот язычники… Есть у меня одна мыслишка, но пока не уверен… Давайте-ка лучше посмотрим, что тут ещё имеется!

С этими словами Синицкий взошёл на амвон и скрылся за приоткрытыми створками Северных врат. Марк последовал за ним.

Прямо за иконостасом находилось пахнущее плесенью и ещё чем-то мерзким помещение с наглухо заколоченными окнами. Никакой церковной утвари здесь не было, а большую часть пространства занимал длинный узкий ящик тёмного дерева.

— Надо полагать, тот самый ковчег с мощами Святой Амалфеи, — сказал Синицкий.

— Судя по его размерам, эта самая Амалфея была дамой немаленькой! — сказал Нейман. — Вот только вскрывать его — увольте! Я, знаете ли, в своё время насмотрелся на эти так называемые «нетленные мощи»… В лучшем случае — кучка голых костей, в худшем — зловонная мумия в полуистлевшем тряпье. Чувствуете, каков душок?

— Согласен с вами, Марк Наумович, — кивнул Синицкий. — Запах странный! Даже не могу понять, чем пахнет. Вроде на запах тления совсем не похоже… Вроде как восточными благовониями… Ну да бог с ними, с мощами! Мы сюда не ради них приехали.

Луч его фонаря рассеянно скользнул по крышке ковчега и вдруг замер.

— Подите сюда, Марк Наумович, — тихонько позвал он. — Взгляните-ка на это!

В жёлтом пятне электрического света Нейман увидел сложный символ, центральным элементом которого была вписанная в окружность пятиконечная звезда с волнообразно изогнутыми лучами. Судя по глубине и аккуратности линий, нанесение рисунка отняло у неведомого резчика немало времени и сил.