Ловец снов

— Прощайте, коли так.

Интересно, что там у них произошло, и отчего эта девочка такая вся на нервах?

Прикрыв за странной посетительницей дверь, профессор уселся за свой рабочий стол и прикрыл глаза. Нужно было всё хорошенько ещё раз обдумать. Тут, в тишине своего кабинета, среди умных книг, он чувствовал себя защищённым и спокойным. В этом кабинете к нему приходили великолепные идеи, а мысли становились сродни могучей светлой реке, несущей свои воды куда-то в бесконечность времени. Напряжение, сковывающее его уже третьи сутки, не отпускало, а бессонные ночи создавали ощущение, что голова набита ватой. Проблема была в одном — как помочь Дмитрию вернуться назад здоровым и невредимым. Что сейчас происходит в его голове и достиг ли он прошлого? Вся затея с перемещением во времени сейчас казалась ему абсурдной. Зачем он только повёлся на этот призрачный шанс? Если он не вытащит из комы Дмитрия, то он будет убийцей. Причём убийцей своего родного единственного внука. Сосредоточиться на главном не получалось. Огромный ком вины и совести за своё разгильдяйство, давил непомерным грузом. Профессор обхватил голову руками и с силой сжал ладони на висках, стараясь выдавить всё ненужное наружу. Получилось плохо. Вдобавок ко всему у него разболелась голова. Вытащив из сейфа пластинку аспирина, он вытащил одну таблетку, и отправив её в рот, тут же запил тёплой с привкусом резины водой прямо из графина. Откинувшись на спинку кресла, Виктор Иванович прикрыл глаза, стараясь опять сосредоточиться на главном.

В дверь неожиданно постучали и тут же открыли её, как водится, без спроса. Весь дверной проём заполнила, уже ставшая ненавистной, фигура Корзуна.

— Разрешите войти, профессор?

Корзун явно издевался над ним.

— Уже вошли. — Виктор Иванович почувствовал, как внутри него что-то оборвалось, и неудержимый гнев начал выплёскиваться наружу. — Чем обязан?

— Мне сказали, что вы у себя, вот я и зашёл по случаю. Вы, я гляжу, не рады?

Это уже была открытая циничная наглость.

— Послушайте, — Виктор Иванович всё же пытался держать себя в рамках приличия, — вы мешаете мне работать! Оставьте меня без вашего присутствия хотя бы на сутки! Я вас видеть уже не могу!

Корзун рассмеялся.

— Да полноте, профессор. Я не беру вас измором, но должен быть рядом с вами постоянно. Служба понимаете ли.

— Чего вам нужно на этот раз? Кажется, у вас ночью мы обо всём договорились? Или не обо всём?

— О нашей договорённости я помню, но сомнения всё же у меня есть. Послушайте, профессор, в конце концов, у нас с вами так много общего, и меня удивляет одно — почему мы с вами, русские люди, христиане, наконец, не можем найти взаимопонимания?

— Тут вы заблуждаетесь.

— В чём? — Корзун удивлённо взглянул на профессора. — Вы не русский?

Виктор Иванович усмехнулся.

— Я русский, но, скажем так, больше православный, чем христианин.

— Это как? В чём собственно разница?

— Разница огромная. Я никогда не был рабом еврейского Бога Иисуса, а являюсь внуком Бога славянского, имя которому Род. Кому-то пришло в голову, заменить понятие правоверие на православие, отсюда и путаница.