Дмитрий, погружённый в невесёлые мысли, не спеша шёл по улицам Асгарда в направлении реки. Он чувствовал, что его путешествие скоро закончится и ему становилось тоскливо от того, что он больше уже никогда не увидит Дару. Его сказка подходила к концу, как сладкий сон, унося с собой все яркие картины увиденного, куда-то за грань человеческого сознания. Сказочный город — улей, величественный Храм, блаженные люди с наивными глазами. Подземный лабиринт, как паутина, сплетённая чудовищем, сторожащим несметные богатства Вар Вар — скоро всё это останется только в его памяти. За какие-то трое суток он понял и увидел больше, чем за всю свою прошедшую жизнь. Дмитрий остановился у какой-то избы и осмотрелся по сторонам. Нарядно одетые люди, явно в приподнятом настроении, ходили по улицам города. Белые, с вышитым воротом и рукавами рубахи у мужиков и яркие до пят сарафаны у женщин, навевали мысль о грандиозном карнавале. Все, от мала до велика, были в преддверии большого праздника. На ходу это обсуждалось, о чём-то толковалось и что-то высмеивалось. Унынию здесь не было места. Встряхнув головой, прогоняя свои пасмурные мысли, Дмитрий в сердцах махнул на всё рукой и сделал глубокий вдох. Заряжаясь всеобщим весельем, постепенно приходило настроение и желание жить дальше. Ещё неожиданно пришёл зверский голод. Вспоминая, что он ел в последнее время, Дмитрий так и не вспомнил. В животе было пусто, как в колодце. На беду в воздухе носились запахи свежевыпеченного хлеба и ещё чего-то забытого, но очень вкусного. Повинуясь инстинктам, он пошёл на эти запахи, как дикое животное. Далеко идти не пришлось — тут же за углом избы, за невысокой изгородью стоял покрытый белой скатертью широкий стол, на котором в самом центре возвышался изрядных размеров каравай. Видимо только что из печи, он издавал такие запахи, от которых у Дмитрия рот наполнился слюной, а в животе противно заурчало. Он, словно загипнотизированный стоял у этого стола и не сводил глаз от этого румяного толстяка. Неожиданно со стороны избы отворилась скрипучая дверь, и перед Дмитрием возникла толстая тётка в испачканном мукой фартуке поверх праздничного сарафана. Перед собой в одной руке она держала глубокую миску с дымящимся мясом, а в другой — пучок репчатого лука. Тётка остановилась, как вкопанная, скорее с интересом, чем с испугом, разглядывая странного гостя. У Дмитрия все слова застряли в пересохшем горле, и он зачем-то поклонившись тётке, молча посмотрел на миску с куриным мясом и облизал губы. Тётка не была дуррой и всё поняла сразу. Она поставила на стол миску, положила зелень, и улыбнувшись, обратилась к Дмитрию:
— Ты откуда будешь, милок?
Дмитрий пожал плечами, не сводя голодных глаз со стола. Тётка пыталась разговорить нежданного гостя:
— Как звать-то тебя? Что ж ты как воды в рот набрал?
Дмитрий, наконец-таки, разлепил ссохшиеся губы и подал голос:
— Дмитрием меня зовут. — Он на миг оторвал свой взгляд от стола и посмотрел в лицо тётке. — Простите меня, но я очень голоден. Вы бы мне не дали корочку хлеба?
Тётка улыбнулась и спохватилась, будто что-то неожиданно вспомнила.
— Да чего ж ты стоишь-то? Садись за стол и ешь, что перед собой видишь. — Она как курица замахала руками-крыльями, причитая — Ты ж голодный, а я дура старая сразу и не сообразила.
Она чуть ли не силой усадила застенчивого гостя за стол, и не прекращая причитать, подставляла к нему чашки и миски:
— Мои-то ещё не скоро заявятся, так что не спеши и ешь основательно. Хлеба всем хватит. А не хватит — ещё спеку. Печь ещё не остыла.
Тётка уселась напротив него и с улыбкой на лице наблюдала, как он с жадностью поглощает хлеб и варёную курицу, заедая всё это зелёным луком. По ней было видно, что это доставляет ей удовольствие. С набитым ртом, Дмитрий попытался тётке объяснить, что не ел уже несколько дней, но ничего не понимая, та только махнула рукой.
— Ты ешь, ешь — потом всё расскажешь. Худючий-то какой.
Она его разглядывала, как диковину. Он был не похож на местных обывателей и отличался от остальных мужиков, прежде всего одеждой и причёской. Облегающие его ноги синие джинсы, ни как не походили на широкие, подвязанные тонкой верёвкой мужицкие портки, а белая майка с наклейкой на груди и названием известной фирмы на английском языке, ни как не походила на длинные жёсткие льняные рубахи аборигенов. Лёгкая хэбэшная куртка с многочисленными карманами вообще заставляла встречающихся ему на пути людей, удивлённо и с опаской его разглядывать, словно музейный экспонат. Его же манера разговаривать, заставляла их прислушиваться к знакомому или похожему на что-то звуку и внимательно следить за беспокойными глазами, которые выражали не то испуг, не то удивление. Наконец, короткая модельная стрижка вызывала у мужиков смех, а у женщин сочувствие. Последний писк моды ни как не вписывался в общую картину древнего города.
Когда первый приступ голода был утолён, Дмитрий с сочувствием посмотрел на кучку костей, оставшихся от варёной курицы, и перевёл взгляд на тётку. Та, как ни в чём не бывало, не сводила с него глаз и продолжала улыбаться.
— Вкусно тебе милок? — Она опять спохватилась, что-то видимо вспомнив. — Я тебе сейчас молочка принесу.
Чувствуя, что молочко может не поместиться в нём, Дмитрий удержал суетливую тётку за руку.
— Спасибо вам. Я сыт, а молоко в другой раз.
Тётка попыталась всё же вырваться и убежать за молоком, но Дмитрий держал её крепко и она сдалась.
— Ну, раз наелся, тогда в добрый путь.
Он отпустил успокоившуюся тётку и спросил у неё:
ebooksa