Владимир был ему искренне благодарен. Он поднялся на ноги и под градом пуль и сабельных ударов кинулся к Павлу. Волков успел вовремя и ударил в спину горцу, занесшему над головой друга окровавленную шашку. О чести он сейчас не думал, в эту минуту его волновала только жизнь Павла. Горец с криком упал, и Владимир довершил дело.
— Как ты?
— А-а, моя рука, — подал голос Павел.
— Поднимайся, — только и сказал Владимир и схватился с новым врагом.
Их клинки схлестнулись и выбили искры. Против Волкова встал здоровенный чеченец, наверное, в два раза превосходящий его силой. Сабля и шашка встретились вновь и разошлись в танце стали. Волков попытался атаковать вторично, но резкая контратака горца, заставила его отступить. На стороне соперника оказалась мощь и тяжесть, каждый удар отшвыривал назад или вбивал в землю. Владимир начал кружить, уходя от все новых и новых замахов. Единственная возможность победить такого противника это дождаться его ошибки и воспользоваться ее.
Но горец оказался далеко не так прост, его удары были быстрые и тяжелые. Очередная мощная атака сбила Владимира с ног, и он упал. В следующую секунду нависшая над ним фигура заслонила солнце. Здоровяк занес шашку, чтобы добить Волкова, но вдруг остановился. Что-то врезалось ему в бок. Горец в ярости закричал и схватил левой рукой шашку Павла, вонзенную в плоть. Он еще раз вскричал и потянул ее из себя. Павел в ужасе отшатнулся и выпустил оружие из рук. Горец отшвырнул его шашку в сторону и с горящими глазами двинулся на безоружного обидчика. Но тут вскочил Волков. Он полоснул по незащищенной спине горца. Тот вновь развернулся и, размахивая клинком, кинулся вперед.
Но Владимир предугадал действия противника и рубанул саблей. Закаленное лезвие вонзилось в тело чеченца, и будто разрезая масло, пошло дальше. Но еще живя, уже поверженный враг схватил парня за горло и начал душить. Владимир постарался как можно глубже вогнать саблю в его плоть, хотя воздуха уже не хватало. И вдруг что-то круглое и черное упало к ногам сражавшихся. Фитиль уже догорал, а Волков лишь с ужасом осознал, что это бомба. И тут она взорвалась…
Часть 1
Глава 1. Высший свет
Крытый экипаж остановился у величественного каменного особняка. Дверца повозки отворилась, и оттуда вышел молодой человек, в высоком цилиндре и в черном плаще, поверх которого был небрежно накинут белоснежный шарф. Руки в атласных перчатках сжимали увесистую трость с отполированным до блеска набалдашником в виде головы волка.
Больше всего этот молодой господин напоминал лондонского денди или юного прожигателя отцовского состояния. Правда, последним Владимир Волков себя не считал, хотя многие бы уверили вас в обратном. И прибыл он вовсе не из Лондона, а из Парижа, в котором ему довелось провести последние четыре года жизни. За это время Волков успел соскучиться по Петербургскому свету и теперь спешил наверстать упущенное.
«Как странно так не любить свет и все время желать оказаться в его лучах», — подумал Владимир.
Эта мысль показалась ему достойной пера Байрона. Он и сам считал себя немного поэтом, но особого рвения на этом поприще не проявил. Так разум иногда рождал поэтичные строки и достойные пера замечания, но часто пера под рукой не было, и строки гибли. Владимир всегда считал, что лучше отдаваться жизни, чем глупым мечтаньям и поэтому всячески стремился окунуться в ее лоно, пытаясь наверстать упущенное.
После полученного на Кавказе ранения, его, молодого офицера, списали из войск, поскольку травма оказалась серьезной, и колено собирали разве, что не по осколкам. Целый год он лечился на водах, а потом еще долго восстанавливался. Сейчас нога чувствовала себя хорошо, и он уже вполне мог обходиться без трости, но привычка всегда держать ее при себе у Волкова осталось. Но на тот момент о военной карьере пришлось забыть. А отец вместо того, чтобы поддержать несчастного отпрыска, будто обиделся, и по возвращению сына в Петербург встретил его весьма сухо. А вскоре отослал учиться в Европу. Возможно, он чувствовал угрызения совести за полученное сыном ранение, а возможно не хотел видеть его, как напоминание о своем разочаровании. Мысли родителя всегда оставались для Владимира загадкой вплоть до самой отцовской смерти, после которой он и оказался вынужден вернуться в столицу.
И теперь спустя долгие годы он хотел увидеть Петербургский свет, которого был лишен. Хотя, по его мнению, этот свет ничем не будет отличаться от увиденного им в лучших домах Парижа. Там и тут — везде одно и то же: мужчины будут похваляться, как павлины, выставляя себя напоказ, а женщины флиртовать, скрываясь за маской благочестия. Зато здесь наконец-то он сможет встретить друзей.
На улице стояла ранняя осень, но погода была уже ветреной и прохладной. Петербург всегда казался Владимиру серым городом в отличие от Парижа, а сегодня он выглядел еще и мрачным.
— Свободен, — сухо сказал он извозчику и кинул тому монету.
— Благодарствую, ваше благородие, — поймав монету, произнес мужик и, ударив вожжами, погнал лошадь вперед.
А молодой дворянин небрежной походкой направился к особняку.