С британским? Нет, ирландским, пожалуй. Горничная снимает зеленое платье с розовой атласной вешалки и поднимает его над моей головой, помогая просунуть руки.
– У вас самое роскошное платье на всем корабле.
Такое чувство, что в моей голове расплывается туман, когда губы сами движутся, спрашивая:
– Скажи, похожа ли я сама на себя сегодня?
Длинная юбка скользит по ногам, опускаясь на пол, и горничная принимается застегивать ряд маленьких пуговиц у меня на спине.
– Конечно, похожи. Только, может, чу-уточку элегантней в этом платье.
Она осматривает меня в зеркале и проводит руками по бедрам, разглаживая ткань. Ее голос успокаивает, я улыбаюсь.
– Я могла быть элегантней, если б не наступала на подол.
Девушка смеется:
– Скажете тоже! Да вы тут всем утерли нос. Все леди только и говорят про ваши наряды. А один молодой сэр, кажись, наглухо убит вашей красотой. Присядьте, я поправлю волосы.
Лицо горничной усыпано веснушками. Я так и не могу вспомнить ее имя. Ужасно неловко, ведь она, как я понимаю, прекрасно меня знает. Тревога возвращается в третий раз, на сей раз такая слабая и незаметная, что я мгновенно о ней забываю.
Служанка идет к туалетному столику, я сажусь на стул, стараясь ни за что не зацепиться платьем, и смотрю через зеркало, как она закручивает мои волосы в причудливую прическу.
– Кто тебя научил так обращаться с волосами?
– Мать. Я любила поспать подольше, так что, пока я вставала и одевалась, завтрака уже не было на столе. Мама всегда повторяла: «Молли, волосы надо убирать быстро, а есть – медленно».
Девушка улыбается чему-то своему, я тоже не могу сдержать улыбку.
Молли, ее зовут Молли. Она берет шпильку с туалетного столика и закрепляет ей прическу.
– Ну-у-у, и кто же это? – спрашиваю я.
– Моя ма, мисс?
Начинаю хохотать:
– Нет, я про джентльмена, который убит моей красотой?