Гофмейстер смотрел испуганно серыми глазами, весь в тине, на веках светлыми пятнами засохла грязь. Я вспомнил, что как-то видел в музеях восковые фигуры, на которых от времени треснул воск и из вставленных глаз кругом торчала вата… Выражение у него было такое же.
Тут еще, ко всеобщему горю, заморосил дождик. Озябшие, мокрые, мы решили ехать до ближайшей деревни, в Пундогу или Рявку.
— Эдаких тут и нету, — сказал Герасим.
— Как нету? — возмутился Сучков.
— Полноте, Павел Лександрыч, этак по колпасу никак нельзя. Поедем на Овсурово, к Барану, тут недалече.
Охотник Семен, по прозвищу Баран, принял нас с радостью.
— Э-эка, — сказал, — как наохотились, видать, что досыта! — И его веселые глаза смеялись.
Чтобы согреть нас, он затопил печь хворостом. На столе появились все закуски, захваченные из Москвы друзьями: коньяк, водка, колбасы, сардинки. Хозяин подал на стол лосиную солонину…
— Эк, — говорил он, — куда зашли! Нешто возможно. Хорошо, что так, а то здесь по болоту и в упокойники недолго. Знать, в топь ушли…
Охотники, выпив и закусив, пришли в себя. Разговорились о неудаче.
— А, наверное, все-таки в таком болоте дичи много. И даже — неизвестной.
— И чего ее есть! — подтвердил хозяин Баран. — Всякая есть. Лосей много. А еще больше — чертей болотных. Сам видал.
— Какой вздор! — сказал гофмейстер.
— Нет, барин, есть. Заведет, и прощай. Я знаю болота эти. Это я по зиме обхаживал, бывал в них, знаю. Лосей бивал немало. А вот на днях пошел краем, и завело…
Павел Александрович достал карту и спросил хозяина о селениях Няндома, Пундога, Рявка.
— Не слыхивал, — ответил хозяин, — эдаких-то мест.
Василь Сергеевич смотрел на карту и вдруг закрыл глаза и расхохотался:
— Ну и карта! Смотрите, внизу написано: Архангельская губерния. Ха-ха-ха…
Гофмейстер и все мы посмотрели на карту.
— А верно, — сказал Сучков.