Институт

Первым прибыл Стакхаус. Доктора следом за ним.

— Джим, — сказал Стакхаус, обращаясь к Эвансу, — приподними её. Нужно ослабить верёвку.

Эванс обхватил мёртвую женщину за талию — на секунду можно было подумать, будто они танцевали — и приподнял её. Стакхаус принялся распутывать узел у неё под челюстью.

— Быстрее, — сказал Эванс. — У неё тут навалено в трусах.

— Уверен, ты нюхал и похуже, — сказал Стакхаус. — Почти готово… подожди… теперь всё.

Он снял петлю с мёртвой женщины (тихо чертыхнувшись, когда одна из её рук по-дружески плюхнулась ему на затылок) и перенёс её на матрас. От петли на шее остался чёрно-пурпурный след. Они вчетвером стояли и молча смотрели. Тревор Стакхаус был ростом шесть футов и три дюйма, но Хендрикс был выше, по крайней мере, на четыре дюйма. Стоя между ними, миссис Сигсби казалась гномом.

Стакхаус посмотрел на миссис Сигсби, вопросительно приподняв брови. Она посмотрела в ответ, не обмолвившись ни словом.

На столе рядом с кроватью стоял коричневый пузырёк с таблетками. Доктор Хендрикс взял его и потряс.

— «Окси». Сорок миллиграммов. Не максимальная дозировка, но всё равно очень высокая. Написано девяносто таблеток, осталось только три. Полагаю, мы не будем делать вскрытие…

«Всё верно», — подумал Стакхаус.

— … но если сделаем, думаю, узнаем, что она приняла их до того, как надела петлю на шею.

— Что убило бы её в любом случае, — сказал Эванс. — Эта женщина весит не больше ста фунтов. Очевидно, что её основной проблемой был не радикулит, что бы она там не говорила. Она не смогла бы долго справляться со своими обязанностями, так что просто…

— Решила покончить с ними, — закончил Хендрикс.

Стакхаус смотрел на послание на стене.

— Ад ждёт, — задумчиво произнёс он. — Учитывая то, что мы здесь делаем, некоторые могут назвать это утверждением разумным.

Как правило не склонная к вульгарности, миссис Сигсби сказала:

— Херня.

Стакхаус пожал плечами. Его лысая голова блестела под лампой, будто натёртая воском.

— Я имею в виду людей снаружи, которые ничего не знают. В общем, не важно. То, что мы тут видим, довольно просто: женщина с неизлечимой болезнью решила потушить свет. — Он указал на стену. — Объявив себя виновной. И нас тоже.

Звучало логично, но миссис Сигсби это не нравилось. Последнее обращение Алворсон к миру, может, и выражало чувство вины, но было в нём и что-то торжествующее.