— Удрать намылился, Санечка?! Не пройдёт! Извиняйся! Или оторву руку!
— Лучше ногу, — возбуждённо встрял лев. — По самую задницу!
— Как скажешь, Теобальдус, — покивал верзила.
Сидоркин схватился обеими ладонями за волосатую руку, пытаясь оторвать её от горла. Бесполезняк, зажим у повара был железным.
— Ну, чувак!
— Я не буду извиняться перед этим мерзким котом, — просипел карманник. Его ноги тут же оторвались от каменной плитки, болтаясь в воздухе.
— Ты хорошо подумал, Санечка?
Сидоркин глядел с такой ненавистью, что его ответ был очевиден. Отвечать словами Саня уже не мог, горло придавило основательно.
— Голиаф, отведи психа в скотобойню, — нетерпеливо прыгал Лёва. — Там всё обстряпаем. Здесь ходят, могут увидеть…
— Ты прав, Теобальдус, — повар опустил карманника на плиты двора. Переместил хватку с горла на шкирку. — Пойдём-ка, чувачок!
Страх и любовь всегда ходят парой. Мужское и женское начало обречены быть вместе, — можно и так. Акту гнусности не суждено было произойти, так как в ситуацию вмешался нежный женский голос:
— Что здесь происходит?
Верзила тотчас же выпустил карманника, смиренно опустил ручки. Сказал смущённо:
— Добрый день, Анна.
Зверюга поджала хвост и воскликнула:
— Бабушка! Как я рад, что ты приехала! — Лев льстиво замурлыкал.
— Не называй меня бабушкой! — строго сказала женщина. Пристально глянула на повара: — Объяснишься, Голиаф?!
Верзила тупо молчал, переминаясь, а Лёва, извиваясь, вилял хвостиком.
Как только Санечку отпустили, его одолел непреодолимый кашель. Кое-как с ним справившись, воришка отнял пальцы от ноющего горла и благодарно взглянул на источник нежданной помощи.
Рядом стояла дамочка лет сорока пяти, с энергичным и очень притягательным лицом. Каштановые волосы до плеч стянуты сзади простой белой резинкой. Худенькую фигуру элегантно обтягивало длинное приталенное зелёное платье (в тон глазам).