Матвей развернулся, чтобы уйти. Но в последний момент оглянулся:
– Алекс, если угробишь мне Ольгу, пять шкур спущу! Пять, слышал?!
Алекс дернулся, будто ему влепили пощечину, закусил губу и кивнул.
– Это не он! – возмутилась Ольга. – Я сама сюда залезла! Сама! А Алекс подстраховать…
– Я видел, как он тебя страховал! Малая, если не терпится убиться, то дождись хотя бы двадцать первого!
С этими словами Дымов спустился и сердито зашагал по равнине прочь.
Алекс, по-прежнему бледный и молчаливый, подал ей при спуске руку. Но как только Ольга оказалась в безопасности, поспешно выпустил ее ладонь из своей. И по этому невольному его жесту она поняла, что страшное и непоправимое все же случилось.
Глава 14
Штрих за штрихом мягко ложились на бумагу образы, но больно царапали изнутри разбушевавшиеся мысли. Пальцы чувствовали приятную тяжесть механического карандаша, но впервые это ощущение не успокаивало.
В какой момент нужно было остановиться? Какой не сделать шаг? Знал ведь, знал. Но, ведомый не разумом, а подталкиваемый в спину змеем-искусителем, он шел за Ольгой к небу, чтобы потом заглянуть в страшные глаза смерти. Ее смерти.
Штрих за штрихом, мягкое шуршание грифеля по бумаге и немой крик разбитого сердца. Чуть не случилось. Чуть. Страшное предупреждение, раз рядом оказался ангел-хранитель в лице рассерженного Матвея. Сегодня Ольга избежала смерти, а вот завтра…
Закусив нижнюю губу, Алекс наносил штрихи на прикрепленный к планшету лист. И сквозь паутину линий проступало женское лицо: красивое с одной стороны и леденяще-страшное – с другой. Только Алексу в этом переплетении линий виделось не лицо описанной Матвеем охранницы, а послание: «Не трожь, оставь, не поддавайся. Твоя дорога – не за нею, вверх, к ветру, а вниз – к чужой боли и мольбам». Скованная плотной повязкой кисть давно устала, пальцы, как и бинт, потемнели от графита, но Алекс все водил и водил карандашом по бумаге с каким-то остервенением. Бросил бы давно, скомкал лист, чтобы не видеть страшно-красивого лица хранительницы проклятых ключей, но лучше уж выплескивать думы на бумагу, чем мучиться в бесполезных попытках уснуть. Изведется сам, изведет своей возней чутко спящего Матвея. Лучше уж коротать эту бесконечную темную ночь за рисованием.
Когда они вернулись домой, Ольга и Матвей сразу разошлись по разным комнатам. За весь вечер никто из них троих не перекинулся ни словом. Молча по очереди приняли душ, молча подготовились ко сну. Матвей затих быстро. Из комнаты Ольги тоже не доносилось ни звука. Даже шумная Шарлотта, тонко чувствовавшая настроения, не мешала. Или вообще ушла, не выдержав воцарившейся в доме гнетущей обстановки. А Алекс устроился на диване с планшетом и карандашом. Приглушенного света настольной лампы ему вполне хватало.
В цепких коготках охранницы появился первый ключ – с гладким кольцом и причудливо-выемчатой бороздкой. Бронзовый. Открывающий все врата. Алекс нарисовал приоткрытую дверь, в которую с вихрем врывались в мир разные твари. Серебряному ключу с шипастым кольцом он уделил не меньше времени, чем бронзовому. С бороздки сыпались монеты, плавились в полете и растекались серебристыми лужами. Алекс с сомнением занес карандаш над еще пустым местом. Золотого ключа, как такового, уже не было. Но знали об этом лишь они. С пару мгновений посомневавшись, Алекс решительно вытащил из планшета рисунок и вставил новый лист.
Кисть онемела, а он, как одержимый, вырисовывал выступы-ступени на скале, нависающую над острыми камнями плиту и поднимающуюся к самому небу Ольгу. Алекс рисовал ее такой, какой увидел в то короткое мгновение. Она уже наполовину поднялась к опасному козырьку, но в какой-то момент оглянулась. Ветер взбил ее волосы облаком, солнце вызолотило светлые пряди. Ее губы трогала улыбка, а зеленые глаза горели азартным блеском. Ольга будто бросила ему вызов, и он принял его. Если бы она в тот момент позвала его дойти пешком до звезд, он бы, не раздумывая, согласился. Если бы она предложила спуститься в жерло огнедышащего вулкана – ни секунды бы не сомневался. Он рисовал ее такой, какой увидел за несколько мгновений до рокового поцелуя – счастливой и ослепительно красивой.
Уставшая рука дрогнула, и Алекс невольно перечеркнул часть рисунка, как перечеркнул тем поцелуем прежние отношения с Матвеем и Ольгой. Он уже собрался было вытащить рисунок и скомкать его, но почувствовал, как по босым ногам прошелся сквозняк. И следом за этим из прихожей донесся шорох. Алекс тихо поднялся и с сомнением прислушался, не показалось ли. Может, это Шарлотта возится и шалит? Сжав в руке металлический карандаш, он сделал несколько осторожных шагов. Задержавшись возле закрытой комнаты, в которой спал Матвей, стукнул в дверь кулаком. И когда из прихожей раздался шорох, будто кто-то что-то поволок, раздумывать уже не стал.
В приоткрытую входную дверь робко просачивался скудный свет, и в его светлом пятне Алекс увидел сброшенную с напольной вешалки чью-то куртку. Еще секунда промедления, и кто-то набросился на него со спины. Раздался шум, будто на пол упало что-то тяжелое. Некто обхватил одной рукой Алекса за горло, а другой зажал ему рот. И скорее инстинктивно, чем отдавая отчет своим действиям, Алекс резко всадил тяжелый металлический карандаш с острым кончиком в того, кто его душил. Хватка мгновенно ослабла, напавший басовито вскрикнул, а затем ринулся к двери.
– Стой! Сволочь!
– Алекс!
Яркий свет ослепил его, он беспомощно указал рукой на захлопнувшуюся за ночным вором дверь и выкрикнул: