В полузабытьи она пошла на шум, а когда увидела его источник, чуть не поперхнулась; перед ней сидела точная её копия, только младше лет на двадцать. Ничего не выражающее белое, точно алебастр, лицо и глаза, такие тёмные, словно кто-то по ошибке растопил в их провалах дёготь. Она почти не дышала и не двигалась, укачивая на руках бездыханное тело маленького мальчика.
— Что это? Игорь? — Елена попыталась коснуться ребёнка, но двойник оттолкнул её руку со злобным шипением.
— Это же я. То есть ты — это я. Елена, — прошептала она и всхлипнула. Девушка не могла объяснить чудовищную муку, намертво пригвоздившую её к месту. Если её можно условно назвать бездной, а Елена не сомневалась в этом ни на минуту, то любой смельчак рисковал потерять рассудок при одном взгляде в этот омерзительный колодец. Она не хотела вглядываться в неё, упрямо пряча взгляд, но бездна, напротив, изучала её с неприкрытым интересом, торжествуя.
— Он мёртв. Я не смогла его спасти, — произнесла, наконец, девочка, и вдруг Елена всё поняла, а потом пробудилась.
— Я поняла, Игорь! — воскликнула девушка прежде, чем распахнула глаза, словно одержала первенство в изматывающей схватке с врагом. — Я поняла, почему видела этот сон. Да это и не сон вовсе. Я была в прошлом и нашла ответ, почему ты болен! — нездоровый восторг ощущался в каждом слове в то время как её собеседник согбенно склонялся от подступающей к горлу тошноты.
— Не надо, не говори. Прошу тебя, — умолял он, и Елена попыталась прикрыть рот рукой, но тело не желало её слушаться.
— Прости, Игорь, хороший мой. Я не буду. Сколько я проспала? — она смутилась и виновато потупила взгляд.
— На сей раз недолго. Несколько часов. Видимо сон твой оказался нестабильным, — он говорил медленно, пытаясь справиться с дурнотой. После, подняв голову, он продемонстрировал случившиеся с ним изменения и присел на краешек кушетки.
Елена не верила своим глазам. Откуда за считанные часы на коже Игоря могли возникнуть столь уродливые рубцы и шрамы, пересекающиеся между собой, сливающиеся в немыслимые скопления узоров и, если присмотреться, подобий неразборчивых фраз.
Она машинально перевела взгляд на свою руку, но ничего не обнаружила.
— Игорь, неужели это я наделала? Но откуда я могла знать, — говорила она сквозь рыдания и сжимала руку брата. За окном, словно вторя её горю, бушевала гроза.
— Как бы тяжело мне не было, я должен был понять, почувствовать свой уход из яви, но видимо случился какой-то сбой, или же я совсем лишился рассудка. Где же обещанные небеса или, на худой конец, мягкий луч лунного света, по которому я бы вскарабкался прямиком в вечный покой… — он не успел договорить. Елена прервала его скорбную речь.
— Я всё понимаю и не оставлю тебя, — она улыбалась ему сквозь слезы. Кажется, Игорь почти поверил ей.
После этого случая Елена попросила уничтожить прибор — пусть сам по себе он и не представлял опасности, но девушка страшилась однажды не справиться с чужаком, который, несмотря на своё дьявольское колдовство, помог ей прозреть. Единственным огорчавшим их обстоятельством было постепенное ухудшение здоровья девушки.
Елена теряла зубы, а волосы заметно поредели; кожа на локтях огрубела и шелушилась всякий раз, стоило девушке принять душ. Только это её не останавливало. Страх лишиться брата заглушал голос разума, отодвигая его на задворки, подальше от обезоруживающей правды. А правда была такова, что Елена умирала день ото дня, гнила изнутри и, если бы не Игорь, который заметил последствия своего эгоизма, она бы распрощалась с жизнью и навсегда бы осталась в этих стенах.
Почему он здесь, Игорь, кажется, понимал, а вот позволить и своей сестре пройти через ад он не мог.
Через месяц он осторожно постучал в комнату, отведённую для сестры. Вчера она пришла к нему с ночёвкой. Девушка открыла дверь и улыбнулась.
— Я решил уйти.
— Зачем? — Елена уставилась на него с откровенным непониманием. В этот момент в ней бушевали два противоречивых чувства. С одной стороны, она отдавала себе отчёт в том, что когда-нибудь день их прощания наступит, но с другой — столь внезапно лишиться близкого человека и смысла жизни она не могла.
— Я вижу, как ты страдаешь. Если можно, то оттуда я буду следить за тобой, — пытался заверить её брат, но Елену его слова ничуть не успокаивали, да и как могли успокоить, если теперь ей пришлось бы учиться жить заново. Одной.