Наконец Костя очутился в покое, в полутьме, в жилой прохладе деревенского дома. Пахло здесь хорошо, сушёной какой-то травкой. Аптекарша Лена еле ощутимо, но страстно, горячими пальцами, погладила голубую вену в сгибе его левого локтя. Потом она мазнула там спиртом, и стало зябко. Легко вошла в сосуд тонкая игла с косым срезом.
Слепое забытье заструилось в кровь. Оно расправило затекшие члены, достигло мозга и закрыло те дверцы, через которые Костя внимал миру.
Проснулся он от очередной тряски и пощёчин. Бил не Бабай, иначе голова моталась бы по подушке куда сильней. Но и эта бьющая рука была жёсткой, ловкой, сильной. Когда Костя открыл глаза, его щёки неистово пылали. Сознание было ясным, как солнечное утро, тело слушалось и жаждало жизни.
— Ну что, гражданин Гладышев, отпустило вас? — ласково спросил коренастый мужчина средних лет, склонившись над изголовьем.
— Говорить можем? — склонился и спросил другой, длинный, сипловатый.
Пока Костя пробовал совладать с языком, который от долгой немоты слежался и прилип к зубам, гости объяснили, зачем пришли. Оказалось, по делу об отравлении.
Обоих Костя уже видел в овраге, когда нашли труп Артура Зайцева. Коренастый, бритоголовый, с лицом по-боксёрски компактным (нос и уши почти не выдавались на кочане головы) назвался Данилой Сергеевичем Кармановым. Он носил звание старшего лейтенанта милиции и работал в районном уголовном розыске. Следователь Прухин Дмитрий Александрович имел длинное зеленоватое лицо и большие костлявые руки. Наверное, именно он и приводил Костю в чувство.
— Где вы взяли эту жидкость? — строго поинтересовался Прухин.
Длинным сухим пальцем он указал на «Альбукерке» (бутылка, заключённая в пластиковый пакет, стояла на тумбочке рядом).
— На кухне в шкафчике, — с расстановкой ответил Костя.
Силы к нему вернулись, но он нарочно говорил слабым голосом — если гаркнуть во всю мочь, то наверняка свезут в КПЗ, как обещал Бабай.
— Где этот шкафчик? На кухне у Колдобиных? — уточнил Прухин и записал что-то в большом синем блокноте.
Костя присмотрелся к блокноту и с удивлением прочитал на его обложке золотую надпись «Участнику конференции юных пчеловодов».
— Да, шкафчик на кухне, — сказал Костя. — Только ещё вчера утром бутылки там не было.
— Как не было?
Данила Карманов сощурил малозаметные боксёрские глаза и тоже принялся сыпать вопросами:
— Подкинули, считаешь, бутылку? Как думаешь, кто? Зачем тогда пил? Кого видел вчера на даче? С кем общался? Когда последний раз говорил с пенсионеркой Смыковой? Не говорил? А почему? Как, не познакомился? Тогда почему тебя не насторожил запах дигиталиса? Какая бутылка коньяку? Какого? Сколько звёздочек? И где же она теперь? А кто знает? Не приглашал ли ты выпить пенсионерку Смыкову? Когда видел её последний раз?
Отвечал Костя сбивчиво. Всякое упоминание пенсионерки Смыковой заставляло его содрогаться под ватным одеялом. В глазах своих собеседников — крошечных у Карманова и огромных, навыкате, у Прухина — он читал угрозу и твёрдую уверенность в том, что именно он, Костя Гладышев, прикончил несчастную чужую тёщу и сбросил в овраг.
С бутылками Костя тоже запутался: он никак не мог вспомнить, что было нарисовано на этикетке коньяка, и не назывался ли он «Альбукерке».
— Очень много тут неясного, — медленно сказал Прухин и поднял брови. При этом на лбу у него образовалось два ряда дугообразных морщин.
ebooksa