Переплёт

— Не говори глупости. — Он встал. — Не знаю, на что ты намекаешь, но если ты решил, что я замыслил запятнать добродетель Альты...

— Ты, верно, меня за дурака держишь.

— Хм-м... — Он оглядел меня с головы до ног. — Не знаю, что на это ответить.

Я вскочил и подошел к нему совсем близко. Сердце бешено колотилось. Меня сводило с ума постоянное желание — нет, потребность — ударить его, хотя я знал, что не осмелюсь это сделать.

— Почему бы тебе просто не оставить ее в покое?

Последовала пауза. Он пристально смотрел на меня, сложив руки на груди, и наконец произнес:

— Хорошо. Я во всем признаюсь.

— В чем?

— Ты прав. Я намерен соблазнить Альту — знаю, что она еще ребенок, но так даже интереснее. А потом я собираюсь ее бросить. Если она забеременеет, тем лучше. Пусть ее жизнь будет разрушена. И твоя, и жизнь твоих родителей — просто потому, что мне так захотелось. Мне нравится разрушать людям жизнь.

Я вытаращился на него. Его глаза поблескивали, как черные камушки: неподвижные, нечеловеческие. Горло у меня сжалось, и я едва смог заговорить.

— Ты... правда...

— Да нет же, конечно, нет! — Он развернулся и отошел от меня на несколько шагов. — Господи, да за кого ты меня принимаешь? Я спас жизнь твоей сестре, привез ее домой, навещаю ее во время болезни, приношу подарки, чтобы ее развеселить, беру щенка, чтобы его не утопили... А ты все это время бросаешь на меня такие взгляды, будто я замыслил убийство! Почему?

— Потому что меня от тебя в дрожь бросает! — Спасибо, что ответил честно, — устало проговорил он после некоторой паузы, снял плащ с гвоздика на стене и надел его. — Насчет Альты можешь не волноваться. Я ее не трону.

Я склонил голову и отвернулся. Дверь скрипнула и захлопнулась; я услышал его шаги в коридоре. Черепица на крыше задребезжала под порывом ветра. На улице стоял жестокий мороз, но он же прискакал сюда по снегу и льду — доскачет и обратно.

я подошел к собачьему ящику и заглянул в него, но щенки спали. Только Пружинка повернула голову и завиляла хвостом. Если бы не Дарне, Клякса сейчас была бы уже мертва.

Но все-таки меня не оставляло чувство, что с ним что-то не так. Я это не выдумал.

Я вытянул руку и подержал ладонь над горячей плитой, раздумывая, хватит ли мне смелости ее коснуться.

Следующие несколько дней я избегал обоих. Я давно обещал Альфреду починить крышу его дома; стоял мороз, погода для ремонта неподходящая, ведь известковый раствор замерзнуть не должен, но я настоял на своем. Сказал матери с отцом, что пойду немного поработаю в Филдс-Роуд, и те переглянулись, однако за день до этого я достроил забор вокруг гумна, так что отец не стал возражать, лишь неодобрительно покосился на меня, дожевывая кусок пирога.

— Что ж, придется мне взять на себя работу Альты, — сказала мама и вернулась к завтраку. Я же наклонил голову, спрятал лицо и принялся щипать хлеб на маленькие кусочки.

Через пару дней мы закончили ремонтировать крышу, и я вернулся на ферму. Близилось Завершение, надо было резать свинью, нести в дом колоду и еловые ветки. Обычно я радовался приготовлениям к празднику, но теперь мне казалось, что Дарне вечно маячит где-то за спиной, приходит или уходит, и стоит лишь обернуться, как я увижу его.