– На него пролили варенье. У него голова была в варенье и руки. Но он отмылся сам, когда мы приехали. Ну и еще он, наверное, испугался сильно. А когда я ножом его, там он уже вот так смотрел – бессмысленно очень.
– Варенье? Ты уверена, что варенье?
– Не знаю, я не всматривалась. Оно было тёмно-синее, сказали, что из жимолости, ничем не пахло, а отмывал от себя он его сам. И одежду я в стирку закинула.
– Тебя саму-то в этой истории ничего не настораживает?
– Настораживает. Но Дима меня сейчас гораздо сильнее настораживает.
– Смотри, есть у меня один препарат. Он, если не слишком велико поражение, восстановит. Если слишком... Короче, его еще для поддержания жизни в объекте используют. Ну чтобы была надежда, что заговорит. Я так понимаю, он после всех событий чуть осмысленней был, чем сейчас? И с каждым днем все меньше и меньше реагирует на раздражители?
– Да.
– Катюш, это не самая лучшая динамика. Потому что потом попытается себя уничтожить. Привязывать придется. Вовремя ты мне позвонила. Делаем? Я с собой недельный курс принесла. Оно недорого выходит. Даже в перспективе.
– Спасибо, Ольга Александровна!
– Вот, шприцы одноразовые возьми. Потом сама в аптеке покупать будешь, если понадобится. А может, не понадобится. Заговорит – позвони. Через неделю будет молчать – посмотрим, что дальше делать. Но честно скажу – не знаю. Ну и рану не забывай обрабатывать – гангрена – штука противная.
54
Кресло не вынесло порывов страсти
Четвертый день Катя делала уколы. Дима не сопротивлялся. Мало того – он продолжал игнорировать всё, что происходит вокруг. Кате было обидно, она ожидала более быстрого эффекта. Все мысли о Яковлеве, Андреях и прочем отошли даже не на второй – на третий план. Катя продлила больничный, а потом и вовсе решила взять без содержания. Одного его оставлять надолго не хотелось, а работать все равно невозможно, если дома сидит тело.
На пятый день Кате сильно надоело такое положение вещей. Вспомнив про благотворное влияние финки на коммуникативные способности Дмитрия Сергеевича, Катя взяла пинцет и начала методично выщипывать волосы на ляжках своего товарища. Первые пять минут Дима молчал и не реагировал. Такое поведения для него стало обычным. Уже неделю он не отвечал ни на один вопрос, не сопротивлялся уколам и не спал.
– Сейчас я тебе, Дима, и брови поправлю.
Катю очень увлёк процесс, она живо представила, как это выглядит со стороны, и ей стало смешно. Тут Дима закатил глаза, приоткрыл рот, захрипел и буквально подскочил. Катя отошла подальше, не зная, радоваться ей или вызывать службу спасения, санитаров, скорую, Ольгу Александровну или Сатану.
Дима, не фокусируя взгляда, развернулся лицом к креслу и начал размахивать руками.
– Ты меня слышишь, эй! Дима!
Он на секунду остановился. Затем схватил кресло, поднял его над головой и швырнул в стену. От стены отвалился кусок штукатурки. Дима подошел к креслу снова поднял его и с силой опустил на пол. От кресла отвалился подлокотник. Дима отбросил подлокотник и продолжил измываться над креслом. Второй подлокотник упал ему на ногу, отчего Дмитрий Сергеевич нечеловечески взвыл, лицо его свело судорогой. Катя наблюдала. И даже немного радовалась признакам жизни. Она ушла в ванную, закрылась изнутри и позвонила Ольге Александровне.
– Он кресло сейчас ломает. Здравствуйте! Это нормально?
ebooksa