Остальное белым. Гипотеза,

22
18
20
22
24
26
28
30

– Аринка. Не Арина. Не называйте меня, пожалуйста, Ариной. Нина Васильевна, а покажите помаду? Что-то я у нас такой не видела.

– Вот. Пожалуйста. Это папа из Польши привёз – последняя осталась.

Нина Васильевна улыбалась, глаза её светились страстью к науке.

– А можно я накрашу? Вдруг мне цвет пойдёт. Себе такую тогда куплю. Похожую, в смысле.

– Ой, ну это вряд ли. В Союзе таких не делают! Девочки тоже хотели, общажные мои. Не нашли. И это в Красноярске. Люська даже вот в Москве не нашла. Но возьмите, конечно, попробуйте.

Переваливаясь, Аринка подошла к зеркалу, открыла тюбик, поднесла помаду к своему большому рту, придавила скошенный край помады чуть сильнее необходимого.

– Аринка, пожалуйста, осторожней, сломаешь.

Аринка стояла к Нине Васильевне спиной, после слов девушки она начала медленно поворачиваться.

– Не сломаю. Что ж я, по-твоему, помадой пользоваться не умею?

Зрачки Нины Васильевны мгновенной расширились, она даже закричать не смогла – все звуки застряли в районе солнечного сплетения, тело не поддавалось – девушка оцепенела. Всё лицо Аринки было один большим ртом с острыми зубами и губами, накрашенными ярко-розовым.

– Умею я пользоваться помадой, – послышалось откуда-то снизу.

Аринка подошла к Чижовой, взяла ее за плечи так, что ногти, ставшие когтями, легко пронзили кожу, будто это была тонкая пленка, приблизила пасть к лицу студентки и одним махом отгрызла половину головы.

Через пятнадцать минут Аринка спокойно поливала фикусы. Нужно еще пыль с листьев протереть, а то совсем уже неприлично. Завтра ждём гостей.

62

Может, и не было ничего. Наверное

– Сладкая! Привет, огонь моей селезенки!

– Дима, привет!

– Ты бы это... Накинула что-нибудь. Сладкая.

– Дима, тут со мной что-то странное произошло. И мысли всякие есть. Ты отдохнул, я так понимаю?

– Катя, я занят несколько.