– Аринка. Не Арина. Не называйте меня, пожалуйста, Ариной. Нина Васильевна, а покажите помаду? Что-то я у нас такой не видела.
– Вот. Пожалуйста. Это папа из Польши привёз – последняя осталась.
Нина Васильевна улыбалась, глаза её светились страстью к науке.
– А можно я накрашу? Вдруг мне цвет пойдёт. Себе такую тогда куплю. Похожую, в смысле.
– Ой, ну это вряд ли. В Союзе таких не делают! Девочки тоже хотели, общажные мои. Не нашли. И это в Красноярске. Люська даже вот в Москве не нашла. Но возьмите, конечно, попробуйте.
Переваливаясь, Аринка подошла к зеркалу, открыла тюбик, поднесла помаду к своему большому рту, придавила скошенный край помады чуть сильнее необходимого.
– Аринка, пожалуйста, осторожней, сломаешь.
Аринка стояла к Нине Васильевне спиной, после слов девушки она начала медленно поворачиваться.
– Не сломаю. Что ж я, по-твоему, помадой пользоваться не умею?
Зрачки Нины Васильевны мгновенной расширились, она даже закричать не смогла – все звуки застряли в районе солнечного сплетения, тело не поддавалось – девушка оцепенела. Всё лицо Аринки было один большим ртом с острыми зубами и губами, накрашенными ярко-розовым.
– Умею я пользоваться помадой, – послышалось откуда-то снизу.
Аринка подошла к Чижовой, взяла ее за плечи так, что ногти, ставшие когтями, легко пронзили кожу, будто это была тонкая пленка, приблизила пасть к лицу студентки и одним махом отгрызла половину головы.
Через пятнадцать минут Аринка спокойно поливала фикусы. Нужно еще пыль с листьев протереть, а то совсем уже неприлично. Завтра ждём гостей.
62
Может, и не было ничего. Наверное
– Сладкая! Привет, огонь моей селезенки!
– Дима, привет!
– Ты бы это... Накинула что-нибудь. Сладкая.
– Дима, тут со мной что-то странное произошло. И мысли всякие есть. Ты отдохнул, я так понимаю?
– Катя, я занят несколько.