Все получилось так, как Саня и обещал. На первом же заседании судья объявила, что нарушения закона суд не усматривает, и закрыла дело. Гарик, окрыленный, помчался домой на своей удобной семейной машине. Надо было срочно успокоить взволнованную беременную Олю. Ведь волноваться ей нельзя: не дай Бог, отразится на ребенке! Появиться малыш должен был со дня на день. Дома Оля сообщила ему, что врачи настоятельно рекомендуют ей лечь в больницу. Гарик помог ей собраться и отвез ее в роддом. До вечера он просидел в приемном покое в ожидании чуда, и лишь когда врач вышла и сказала, что пролежать его жена может целую неделю, поехал домой.
А дома его ждала страшная беда. Он почувствовал ее ледяное дыхание сразу, как только вошел в квартиру. Было тихо. Миша, брат Оли, еще раньше позвонил Гарику и попросился к другу с ночевкой. Последнее время он часто к нему уходил. Друга его они с Олей хорошо знали, это был Мишин одноклассник, у учителей на хорошем счету. Они отпускали его, не переживая. Поэтому Миши не было. Но мама должна была быть дома. Вот и свет в кухне горит. Но почему-то тихо. Может, уснула, и забыла выключить?
Когда Гарик подошел к двери ванной и потянул за ручку, та оказалась заперта, а под дверью светилась полоска света. Мать была в ванной, и он уже понял, что она мертва. Осознание этого обожгло его, подобно удару хлыста, вспоровшего кожу во всю длину тела. Иначе почему не слышно звуков льющейся воды? Почему, если так тихо, она не услышала, как хлопнула входная дверь и не крикнула: «Гарик, это ты?», как обычно это делала? Руки его задрожали. Срывающимся голосом он позвал: «Ма…». Конечно, ему никто не ответил.
Он взломал хлипкий дверной замок и увидел ее синее лицо под потолком. Шею туго стянул серый пояс от ее шерстяного пальто, привязанный другим концом к металлической штанге для непромокаемой шторы, вмонтированной с обеих сторон в стену. Кухонная табуретка валялась на полу.
Из легких исчез весь воздух. Гарика согнуло пополам неведомой силой. Перед глазами поплыли красные круги. Не понимая, что делает, он лихорадочно набрал на стационарном аппарате номер «скорой». Долго кричал оператору: «Помогите! Сделайте что– нибудь!», прежде чем тот достучался до его сознания и заставил продиктовать адрес.
Потом Гарик уронил телефон вместе с полкой, висящей на стене, – наверное, облокотился на хрупкую конструкцию всем весом. Рухнул рядом с телефоном, уткнулся лбом в пол, чувствуя, как безжалостные металлические тиски сдавливают его внутренности. Звонок в дверь заставил его, скрюченного, доплестись до двери. Дрожащие руки не слушались. Едва сумел отпереть замок. Люди в белых халатах прошли мимо, а он сел на пол в коридоре и смотрел, как они качают головами, трогая висящее страшное тело, которое появилось в его квартире неизвестно откуда, и лишь где-то в глубинах сознания была странная информация о том, что тело имеет какое-то отношение к его матери. Но матери дома нет. Ее нет, он знал это совершенно точно. А то, ужасное, некрасивое, что висело, задушенное, на поясе от маминого пальто, было чужим и страшным. Гарик хотел, чтобы
Потом приехала милиция. Люди в форме прошли в незапертую дверь, сняли тело и вынесли из ванной и из квартиры. Двое подняли под руки Гарика и повели в кухню. Посадили его на табуретку – точно такую же, какая лежала в ванной на полу. Они стали что-то спрашивать, Гарик лишь кивал, соглашаясь неизвестно с чем, и отрицательно мотал головой, отказываясь тоже неизвестно от чего. Он хотел, чтобы они от него отстали. Ему хотелось снова туда, на пол, где можно было скрючиться, чтоб не так сильно чувствовались зверские тиски, вынимающие из него внутренности, одну за другой, по очереди. Вот вырвали желудок. Вот схватили и вынули печень. Вот отщипнули кусок легких. Порылись в кишках, устроив из них винегрет. А вот взялись за сердце и тянут, тянут бесконечно долго. И нет этим страшным мучениям конца.
Вдруг его встряхнули за плечи. Громкий, но не грубый, даже вежливый голос спросил:
– Вам плохо? Помочь? Поедете в больницу?
Гарик отчаянно замотал головой и даже ответил:
– Нет.
– Дайте номер телефона родственников, мы сообщим им о смерти вашей матери.
«Откуда они знают, что это моя мать?» – удивился Гарик. Наверное, он все-таки что-то отвечал им. Увидел на столе документы, ее паспорт и пенсионное удостоверение. Как они оказались на кухонном столе? Неужели сам принес? Он не помнил ничего.
Наконец, они уехали. Та ночь была жуткой. Он просидел до утра на полу в коридоре. Спать не мог. Смотрел на проем двери в ванной, где все еще горел яркий желтый свет, слепящий глаза. Вдруг оттуда выплыл черный столб с дуплом-пастью. От него исходил знакомый воющий звук: «Мам-м-м… Мон-н-н… Мам-м… Мон-н…». Гарик даже обрадовался. Сейчас дупло его проглотит, и он снова окажется в красивой счастливой жизни и забудет весь этот ужас. Но столб стоял перед ним и гудел, гудел, вызывая страшную головную боль и звон в ушах. Лишь с рассветом он начал бледнеть и постепенно растаял, исчезнув. Гарик так и не сомкнул глаз.
13. Появилась Зоя, чадо дорогое
То была великая ослепляющая радость, не сравнимая ни с чем. Заглянув однажды в крошечные серьезные мудрые глазки, Гарик понял, что пропал. Жизнь разделилась на «до» и «после», это расхожее выражение он слышал много раз и лишь теперь отчетливо понял, что это значит. Зоя разбудила в нем безграничную любовь. Гарик и не подозревал, что способен на такое чувство. Он полюбил дочь эгоистично и жадно, фанатично даже, как божество. Раньше он не любил детей. Он и теперь их не полюбил. Ненавидел их плач, капризы, суетливость, назойливость. Терпеть их не мог. Но его дочь не имела к ним никакого отношения. Он любовался ею, находя ее высшим созданием этого мира.
К тому времени красочные картины богатой жизни полностью исчезли из его снов. Они перебрались в реальность. Сны стали явью. Помимо купленной в центре роскошной квартиры Гарик вскоре приобрел двухэтажный особняк в пригороде и обставил его самой изысканной дизайнерской мебелью, обзавелся статусным автомобилем, нанял водителя, няню для дочки, охранника, кухарку и уборщицу. У Оли появилось с десяток шуб из ценного меха и несметное количество драгоценных украшений. Наступило время благоденствия. Его время. Только радости от нахлынувшего долгожданного богатства он совсем не испытывал. На этом свете его удерживала лишь дочь. Где-то глубоко, на подсознательном уровне, таилось ощущение, что душа умершей матери переместилась в нее.
На следующий день после самоубийства матери Гарика ждало еще одно потрясение. В ее комнате он обнаружил огромное количество «счастливых» писем из его фирмы. На всех конвертах красовался логотип «Счастье на дом». Это был шок. Ими были забиты полки в ее шкафу, аккуратно прикрытые постельным бельем и полотенцами, пачками они пылились под ее кроватью. Их было так неожиданно много! И все были похожи. Везде один и тот же злополучный текст: «Роза Петровна! Поздравляем Вас! Вы выиграли пятьсот тысяч рублей! (Миллион, два миллиона, три…) Спешите оформить заказ уже сегодня, в противном случае ваша очередь на получение выигрыша перейдет к другому кандидату!». Потом Гарик нашел предсмертную записку. Листок, вырванный из тетради, был сложен вчетверо. Неровный почерк дрожащей руки:
Гарик смял листок так, что пальцы захрустели. Двести тысяч! Да для него на тот момент это были сущие копейки! Но мать-то этого не знала! Думала, что они последнее на детские вещи тратят! И как же он упустил это? Как он мог? Ведь знал, что мать может попасться на эту уловку! Но ведь не думал, что это приведет к такой трагедии. И как он ни разу писем этих не заметил? Прятала все, скрывала. Вот так, своим безумным стремлением к богатству он убил свою мать.
Вначале сам хотел в петлю полезть. Пошел искать веревку. Но зазвонил телефон. Из роддома сообщили, что в пять часов утра Оля родила девочку. Волна радости нахлынула на него и разбавила горечь скорби. Он сел и стал размышлять. Выходило, что своей смертью он обречет жену и ребенка на нищету. Нет. Не будет этого! Разве мать на том свете одобрит его поступок? Да, виноват. Виноват! Никогда в жизни не будет ему за это прощения! Но кто о малютке позаботится? Кто обеспечит ее всем необходимым? Несмотря на разъедающее душу чувство вины, Гарик обязан сделать все, чтобы жена и дочь ни в чем не нуждались.