Шепот гремучей лощины

– Давай! – Остатки сил уходят на требовательный крик, и Темный пес с яростным рычанием бросается вперед. Рука с саблей взлетает вверх, чтобы обрушиться на одну из голов, но челюсти второй уже сжимают запястье фон Клейста, крошат в труху кости, вырывают из глотки крик отчаяния. Уже стоя на границе между мирами, Габи видит, как длинный и гибкий, точно кнут, хвост бережно обвивает ее маленькую девочку, обвивает, передает в раскрытые ладони нянюшки.

3 глава

Младенец больше не кричал. Младенец – удивительное, мертворожденное, но восставшее из мертвых дитя – смотрел на Гарпину синими-синими глазами.

– Все хорошо, миленькая, – сказала она, укутывая девочку в платок. – Все будет хорошо.

Хорошо уже не будет. Обмануть можно вот это маленькое и неразумное дитя, но себя не обманешь. Габи больше нет. У ее любимой девочки хватило сил, чтобы спасти их с ребенком, но не хватило, чтобы удержаться в этой жизни. Не хватило сил? Или Габи просто не захотела?

У упырей не бывает жен. И упырицы не родят детей. Мертвое душой, не может породить живое. Детей рожают обычные женщины. Рожают, чтобы сойти с ума или умереть в муках во время родов. Таков закон. Ей ли, старой Гарпии, столько всего повидавшей на своем веку, этого не знать! Но надежда, глупая человеческая надежда все эти дни заставляла ее верить, что они могут все исправить, что любовь, обычная земная любовь, сметет все преграды, спасет от неизбежного.

Не спасла… Ни Габи, ни Дмитрия… В живых осталась лишь вот эта маленькая синеглазая девочка – надежда рода Бартане, проклятье рода фон Клейстов. Мертворожденное дитя… Ей ли, старой Гарпии, не знать, что такое мертворожденное дитя! Слыхала от бабки, видела в темных книгах Стефана Бартане. Да, он и не знал, что верная Гарпия может что-то уразуметь в древних манускриптах. Нет, она не умела читать, но она умела видеть. Из завитков и закорючек мертвых языков для нее складывались удивительные картинки. Стефан многого о ней не знал. Ему было достаточно ее собачьей преданности, ее любви. Да, когда-то очень давно молодая и красивая, она любила его беззаветно. Она любила его так сильно, что впустила в свою жизнь сначала его жену, потом дочь, а потом и внучку.

Была ли в смерти двух первых ее вина? Отчасти была! Что ж врать-то самой себе?! Вина, замешанная на ненависти и ревности, горькая, как осиновый сок, как яд, который Гарпина подливала жене Стефана. Вот ее вина, вот ее грех. А дальше… дальше она остановилась, не переступила черту, окончательно превращающую ее в чудовище. Гарпия – имя ей под стать. Злое, коварное и смертоносное.

Девочку, дочку овдовевшего Стефана, она если не любила, то берегла. И обереги делала для нее особенные, охранные.

Не помогли обереги… Мать Габи умерла в родах, у нее на руках. Стефан был безутешен. Гарпии так казалось. Тогда она еще верила, что у этого мужчины есть сердце. Тогда она поклялась, что будет защищать его внучку, как свою собственную. Если потребуется, ценой собственной жизни защищать. И вот как оно вышло… Габи мертва, а у нее, у старой Гарпии, на руках снова младенец. Очень особенный, ни на кого не похожий младенец, в жилах которого смешались две силы: мертвая упыриная и живая колдовская. Не потому ли и родилось это дите мертвым? Вынести такое, вынести и принести в этот мир дано не всякому взрослому, не то что младенчику, маленькой синеглазой девочке, которая осиротела, едва успев родиться.

– Сдюжим, миленькая, – сказала Гарпия шепотом и поцеловала девочку в лоб. – Как-нибудь…

И девочка, которой от роду было не больше часа, улыбнулась ей смешной беззубой улыбкой. Гарпия вытерла слезы. Не время плакать! Время наказывать врага!

Врага рвал на части Темный пес. Враг больше не кричал, и это означало, что конец его близок. Кровопийцы не чувствуют ничего, кроме голода. Даже боли они почти не чувствуют. Но клыки Темного пса могли причинить невыносимую боль любому живому существу. Гарпия подозревала, что и неживому тоже. Темный пес исполнял свой долг – мстил за смерть одной хозяйки, защищал другую. Его ярости хватит на то, чтобы уничтожить любого на их пути, но довольно смертей! Им с девочкой предстоит научиться жить в мире, который родится с рассветом. И чтобы управиться, нужно спешить.

Гарпия еще успела заглянуть в гаснущие глаза фон Клейста, еще успела плюнуть в его обезображенное лицо до того, как он испустил дух. Не смогла удержаться, не устояла перед клокочущей внутри яростью.

Темный пес щелкнул челюстями, переламывая хребет упыря, уставился на Гарпию тремя парами красных глаз. Одна из голов уже теряла плоть. В ошметках черной шерсти проступала кость. Но взгляд ее был по-прежнему острый и пристальный. Мертвое умереть не может.

Был ли Темный пес по-настоящему мертвым? Гарпия не знала, не нашла объяснений в старых книгах Стефана Бартане. Но три запасных жизни у него все-таки имелись. Три жизни, а потом триста лет забвения. Триста лет прошли, и одна жизнь уже истрачена. Осталось еще две.

– Помоги мне. – Гарпия положила ладонь на одну из голов, и Темный пес оскалился. Оскалился, но не укусил. Помнил слова своей мертвой хозяйки, помнил, кто свой, а кто чужой. Поэтому терпел – клацал зубами, но не трогал.

Гарпия кивнула, прижала девочку к груди, побрела к раскинувшейся на земле Габи, встала перед ней на колени, свободной рукой закрыла невидящие глаза.

– Я сдержу обещание, миленькая, – сказала ласково. – С нашей девочкой все будет хорошо, никто, ни одна живая душа не узнает, чья она дочь. Я изменю ее прошлое, чтобы изменить ее будущее. Я сделаю так, чтобы она не знала этого горя, чтобы силы, которые станут рвать ее на части, спали как можно дольше. Может быть, бог милует, может быть, и не понадобятся они ей.

Темный зверь лег рядом с Габи, заскулил. Гарпия его понимала, ей тоже хотелось выть. Но нельзя! Времени нет. И сил почти не осталось.