Древний

22
18
20
22
24
26
28
30

– Просто наблюдал со стороны, – поспешил я успокоить его. – Я не собираюсь устраивать новую войну, я хочу поговорить.

– У вас весьма странные способы призыва к диалогу… простите, как к вам лучше обращаться?

– Как хотите. – Пожал за меня плечами покойник. – Можете по имени, можете по выдуманному вами прозвищу.

– Хорошо, Сергей, мы вас услышали. Так вот, у вас очень странные методы вызывать на диалог. Когда обезглавленный человек приходит на порог российского посольства, то это совсем не располагает к дружеской беседе. Скорее, это вызывает желание вывезти свою дипмиссию из страны.

– А я и не предлагаю вам свою дружбу. Но зато у вас не возникло вопросов и сомнений в том, что я это действительно я. И с другой стороны я могу понять ваше беспокойство. В Москве я показал себя не с лучшей стороны.

– Не с лучшей стороны? – Это завопил уже дядечка с другого экрана. – Да почему мы вообще разговариваем с этой тварью?! Для вас что, все эти жертвы ничего не значат?! Сотни…

Изображение на мониторе с крикуном замерло, как на зависшем телевизоре, а потом и вовсе потухло. Кто-то, похоже, отключил его от видеоконференции.

– Просим прощения за нашего коллегу, – заговорил первый участник абсолютно ровным тоном. – Он в прошлом году потерял сына в… ну, вы, наверное, поняли где.

После этих слов лицо возмущавшегося чиновника мне вдруг показалось каким-то смутно знакомым. Воспоминания из моей прошлой жизни начали восставать в моем мозгу какими-то призрачными образами, и чтобы их рассмотреть, приходилось как следует напрягаться. Такое ощущение, словно бы я уже видел его, только лет на двадцать моложе… подвал Сафарова, море Тьмы, Измененные, мои пленники. Точно, ошибки быть не может.

– Фамилия его сына Савченко? – Поинтересовался я.

– Вы… вы помните имя каждой жертвы?

– Только тех, кто был причиной всех этих жертв. – Марионетка взглянул прямо в объектив камеры, и мне показалось, что четыре собеседника синхронно поежились от этого взгляда. – Скажите, этот недовольный господин все еще может нас слышать?

– Вероятно да, – расплывчато ответили мне. – Техническая сторона вопроса находится вне нашей компетенции.

– Тогда я хочу, чтобы он это услышал. Или чтобы вы передали ему мои слова. – Мертвец сделал пару шагов по направлению к веб-камере, и навис прямо над ее объективом. – Вы, неизвестный господин, отец ублюдка, который сам повинен в том, что произошло. И с ним, и со столицей. Если бы меня столь настойчиво не пытались убить, ничего бы этого не случилось. Так что подумайте десять раз, если захотите бросить мне подобное обвинение снова. Потому вы, безымянный сударь, в этих жертвах виновны не меньше. Вы произвели на свет и воспитали одну из тех мразей, чьи поступки вынудили меня защищаться.

Повисла глухая тишина. Люди на экранах, по-моему, даже моргать старались через раз. Мой спич если и не произвел впечатления на всех, то, как минимум, заставил задуматься. И это было вполне хорошо. Потому что вести переговоры с проигрышной позиции побежденного агрессора для меня было слишком невыгодно. Пусть эти сытые лица задумаются над первопричинами, и тогда мы с ними сможем поговорить почти на равных.

– Ваша позиция стала несколько более понятной для нас, – хмуро пробормотал один из мужчин в кителе, – не скажу, что она нам близка, но уже хотя бы стала прослеживаться причинно-следственная связь.

– Вот и прекрасно. Тогда, может быть, вы выслушаете меня?

– Конечно, ведь ради этого мы здесь.

– Тогда слушайте. Дело в том, что я не единственный в своем роде, кто способен повелевать мертвой плотью. Есть и другие…

– Мы прорабатывали эту версию, – вклинился в разговор доселе молчавший политик, – и не обнаружили в мире никаких признаков, которые могли бы указывать на это.