– Д… д… д-да… – донесся сдавленный ответ откуда-то из-под туманной вуали. Силы было настолько много, что всего одна лишняя капля могла остановить чужое сердце. И я балансировал на грани, удерживая себя от того, чтобы эту каплю не уронить.
– Тогда передай своим хозяевам, что если вы перейдете мне дорогу, то я объявлю каждого христианина своим личным врагом. Я стану убивать вас и обращать в нежить везде, где только встречу. Я пройдусь ураганом по каждому храму, я разобью в пыль каждый ваш алтарь и распну на воротах каждого пастыря. Люди перестанут носить нательные крестики, потому что это будет равносильно черной метке. Они станут бояться признаться, что исповедуют христианство, потому что это будет означать для них смерть. А чтобы церковь совсем не скучала, я оживлю древнего некроманта, который без моей помощи не может выбраться из своей могилы. ПОКА не может… и тогда в мир придет такой тотальный п…дец, что вы тысячу раз проклянете тот день, когда решили меня вообще разыскать. Ты понял меня, смертный?!
– Да… я все понял…
Получив осмысленный утвердительный ответ, я развеял Тьму и увидел, как сидящий передо мной человек жалко трясется, глотая слезы, и постоянно порывается прикрыть голову руками, словно его собираются избить.
– Пойми, христианин, – проговорил я уже достаточно мирно, – я не опасен, если меня не трогать. Тот дар, которым я обладаю, очень жесток и своенравен. Его очень сложно контролировать, если ты не знаешь, с чем имеешь дело. Я сначала не понимал этого, и поэтому произошло то, что произошло. Но теперь знаю гораздо больше, и умею с ним бороться. Тот факт, что ты еще жив, это главнейшее тому доказательство. Не думайте, что со мной будет также легко совладать, как и с древними Жрецами. Какой бы могучей не была ваша инквизиция, но искусство ведения войны за прошедшие века сильно изменилось. Мозг любого воспитанного на фантастике современного человека даст фору в изобретательности любому средневековому некроманту, уж поверьте. Просто знайте, что Москву я поднял на уши, используя одну лишь грубую силу. Мне не понадобилось особенно при этом хитрить, изобретать и изворачиваться. И даже если бы регулярная армия догадалась использовать против меня огонь, это ничего бы не изменило, потому что фантазия у меня очень богатая. Просто оставьте меня в покое, и от меня не будет проблем. Передай мои слова, и молись, чтобы мы никогда больше не встретились.
Завершив свою длинную фразу, я вернулся за столик к Вике, не удостоив больше дрожащего христианина взглядом. Надеяться на то, что мы после этой встречи проведем тут замечательный вечер, было совсем наивно. Девушка сразу поняла, что у меня состоялось весьма неприятное рандеву, и теперь мы оба сидели с ней будто на иголках, ожидая в любой момент неприятностей.
– Этот человек приходил из-за твоего прошлого? – Тактично поинтересовалась Виктория, мастерски не используя никаких намеков на ужасные моменты моей биографии, обозначив их расплывчатым словом «прошлое».
– Да. Скорее всего, это католики. Сдается мне, что они собираются открыть на меня охоту.
– Но зачем?! – Едва не вскричала девушка. – Разве они не понимают, что ты изменился?!
– Это ты можешь понять, Вик, потому что мы живем уже несколько месяцев вместе. А для них – я монстр, убивший в не столь далеком прошлом несколько сотен тысяч человек. Меня ничто не обелит в их глазах.
Виктория замолкла, внутренне бурля негодованием и нежеланием признавать очевидное, и все пыталась выдумать какой-нибудь аргумент. В конечном итоге, она сдалась и просто махнула рукой.
– Может пойдем уже отсюда? – Спросила она с тягучей тоской в голосе.
– Пойдем…
И мы спешно покинули гостеприимные стены паршивенького ресторана. Теперь нас обоих преследовало неуютное ощущение, словно мы находимся в мушке чьего-то прицела. И вполне ожидаемо, что нам хотелось поскорее убраться отсюда.
Идя к выходу, я зацепил взглядом тот столик, за которым беседовал с незнакомцем. Сейчас он был совершенно пуст, и только лишь развернутая салфетка на середине столешницы напоминала о том, что тут кто-то сидел…
Весь обратный путь до деревни мы проделали в напряженном молчании. Я постоянно вертел головой и оглядывался, потому что зеркал у этого джипа не было и в помине. За каждым поворотом мы ожидали наткнуться на засаду или обнаружить преследующую нас по пятам погоню. Каждые пять минут я проверял пистолет, висящий под курткой, словно боялся, что он может внезапно исчезнуть.
Во всей этой ситуации радовало только то, что я сумел доказать, что больше не хожу на поводке Силы, бросаясь сеять смерть налево и направо, как маньяк. Доказал, в первую очередь, самому себе. Я держал жизнь этого святоши в своих руках, будто только что вылупившегося птенчика. Всего одно движение, даже не особо сильное, и послышится лишь сдавленный писк и тихий хруст. Как же мне хотелось сжать кулак, кто бы знал… но я сдержался. Я оставил его в живых, и считал это своей хоть малой, но победой.
Когда мы подъехали к деревне, у меня и мертвецов снова возникла ментальная связь, и я мгновенно ринулся в их память, чтобы просмотреть, не было ли никаких происшествий за время моего отсутствия. Все-таки, поднятые покойники всегда стремились к воспроизведению своего прижизненного поведения, а мы с вами прекрасно понимаем, как могут себя вести бандиты и повстанцы. Поэтому каждый раз, отправляясь в дальнюю поездку, я волновался, как бы тут не произошло чего-нибудь непоправимого. Но нет, зомби преданно сторожили деревенский покой, строго следуя заложенным в их сознание приказам. Я даже в очередной раз вернулся мыслями к такой вещи, как «программирование» покойников, по аналогии с тем, как я закладывал последовательности действий в крыс и ворон. По сути, при определенном уровне навыка и сноровки, можно объяснить Кадавру, мертвецу, с которым нет связи, как ему вести себя в той или иной ситуации. Всего, конечно же, не предусмотришь, но самые основные моменты вложить в его мертвый мозг вполне можно. Но это так, просто отвлеченные мысли. Убивать я никого не собирался. Пока…
Так мы преодолевали километры, отделяющие Беледуэйне и село, название которого я до сих пор не узнал. Нет, серьезно, местные жители его просто называли «село», либо «деревня», не прибегая к каким-либо иным обозначениям. Даже в памяти мертвых фалааго не было никаких конкретных сведений на этот счет. Так что не факт, что у этого крохотного населенного пункта вообще было название. Мы вернулись, когда еще было светло, и аборигены усердно занимались своими делами, не обращая на нас с Викой особого внимания.
А я, предчувствуя скорую беду, начал подготовку к ее встрече. Первым делом, я вооружил Стрельцову, вручив ей старый трофейный пистолет-пулемет чешского производства. Откуда я знал, что чешского? Понятия не имею, просто знал об этом, как и то, что у этого оружия должен быть складной плечевой упор, но конкретно у этого он просто вырван с корнем. Когда-то этот ствол принадлежал предводителю группы фалааго, которых мы устранили в самом начале нашего здесь пребывания. И был этот ПП достаточно компактным, чтобы слабые женские руки могли удержать его и справиться с несильной отдачей.