Тальен тихонько присвистнул.
— Да тут прямо лето. Курорт.
— Ку… что?
— Место для отдыха нобилей. В приятной местности. Для поправки здоровья. Когда-то многие южные города были драконидскими курортами. Аметист, например. Альта Марея.
— Где это?
— Ох, Котя. Потом расскажу.
Тальен вертел головой. Разглядеть можно было лишь небольшой пятачок под ногами, кочки с бурой, но живой травой, пятна разноцветного мха, желтенькие цветы, похожие на гусиный лук. Жидкую грязь покрывали пурпурные полосы и пятна золотистой охры — то ли пыльца, то ли цветущая плесень.
— Дядь предупреждал, змеюк тут много. Смотрите в оба, благородный сэн.
— Смотрю, смотрю… Где чудь ваша? Попрятались, что ли?
— Мож, и попрятались. Подглядывают втихую, небось.
— У-ух! Грязь-то теплая! Сквозь сапоги чувствую…
Котя тоже чуяла, как потихоньку отмерзают ноги в промокших сапогах, как отпускает стиснутые на слеге пальцы. Тепло благодатно, особенно для усталого и намерзшегося в снегу. Вот так и вентискина мать, бедная женщина, легла на теплый мох. И больше уже не встала. Спать в Чаруси нельзя, не вернешься.
А он тут жил столько лет. По этим мхам ходил, этим воздухом дышал. Тяжелый между прочим, воздух-то. Отравный. Подышишь лишку — внутри и захлюпает, как у батьки хлюпало.
— Ого, какие штуковины тут растут!
— Не троньте, добрый сэн, почем знать, мож ядовитые!
— Ясно, ядовитые. Такая хренотень не может не быть ядовитой.
Штуковин тут росла целая полянка. Беловатые фунтики в багрово-черных прожилках, будто свернутые из крыльев гигантских бабочек, каждый с цветком-бабочкой на гибком стебельке. Тальен прошелся по фунтикам концом слеги — трррр! Хлоп-хлоп-хлоп! — в ответ цветы захлопнулись, словно крышки кувшинов, явив бурые шипастые изнанки.
— Хищ-щ-щники! — непонятно чему обрадовался Тальен.
— Змеюка ползет! — Котя взяла наизготовку шест.
— Гусеница, — успокоил ее рыцарь. — Корова какая! Кто ж из нее выведется?
ebooksa