Опасность тьмы

22
18
20
22
24
26
28
30

У него в голове как будто разбилось огромное блюдо, мелкие осколки разлетелись по всему полу, а самая большая и важная часть вообще пропала. Он не переставая мотал головой, пока шел по дорожке вдоль воды, а потом нашел переулок и вышел на улицу. Вокруг никого не было, и ему захотелось, чтобы кто-нибудь появился. Ему нужно было с кем-то поговорить, чтобы кто-нибудь успокоил и убедил его, что он все еще человек, он все еще существует, у него есть имя, и дом, и… Но никого не было. Ему нужно было тепло, что-нибудь согревающее и сухая одежда. Лиззи. Кто угодно. Если он никого не встретит, он полностью потеряет себя, потеряет последнее понятие о том, где он и кто он, потеряет то немногое, что от него осталось.

Он медленно поднялся по лестнице в свою квартиру. Может, кто-нибудь уже там, может, Лиззи пришла туда до него. Он подумал, что сейчас почувствует ее запах, немного пряный лимонный аромат, который всегда шел от нее.

Конечно же, там никого не было. Ни Лиззи. Никого. Квартира всегда оставляла Макса наедине с собой.

Его одежда, кажется, подсохла. Он взял новую бутылку виски, налил себе стакан и включил радио рядом с раковиной.

Спустя десять минут он бежал. Виски обжигал его рот и желудок, дверь осталась открытой, радио – включенным. Он бежал по улицам, как обезумевшее животное, его преследовали голоса, он поскользнулся на мостовой и чуть не упал, перебежал через дорогу, и его чуть не сбил мотоцикл, пробежал через толпу людей, обогнув пару, проскочил мимо автобусной остановки, свернул не на том повороте и оказался в тупике, и ему пришлось возвращаться, все еще бегом. Он бежал, бежал и бежал, и тут снова начался дождь, и промочил его с ног до головы во второй раз, и как будто помог ему, отчистив его сознание и смыв с него в сточную канаву абсолютно все.

Он бежал, бежал и бежал – прочь от голосов, туда, где не страшно.

Пятьдесят два

– Что бы я ни говорил, какое бы впечатление ни производил, у меня было хорошее детство. По сравнению с большинством людей, с которыми я имею дело каждый день, это был рай. То же самое, вероятно, можно сказать и о вас, так что давайте отставим в сторону похеренное детство… Прошу прощения, преподобная.

– Если вы еще раз назовете меня преподобной, я уйду.

– Домой?

– Да.

Саймон, сидящий напротив, внимательно посмотрел на нее.

– А вы ведь можете.

Он съехал с шоссе, чтобы заправиться, а еще выпить кофе и поесть. На заправке почти никого не было. Завтрак, который подавали круглые сутки, оказался на удивление вкусным, кофе – отвратительным. Джейн насадила кусочек бекона на кончик своей вилки, посмотрела на него, потом опустила вилку на место.

– Ешьте.

– Я поела.

– Половинку помидора. Ай-яй-яй, преподобная.

Но тут он понял, что шутку пора заканчивать. Что все шутки закончились. Шутки были неуместны, учитывая то, где они только что были и почему.

– Вы правы, разумеется. С моей матерью было непросто, но у меня был замечательный отец, мы жили в комфортном доме, мне нравилась моя школа, у меня было плавание. Плакаться особо не о чем. Мне надо будет возвращаться завтра?

– Нет. Не раньше чем через несколько дней. Сейчас они сосредоточатся на том, кто это сделал.