– Пошли, – сказал я. Сьюзен и Жюстина послушно шагнули за мной.
Я вел их по подвалу. Он оказался неожиданно большим, недостроенным, сырым. В центре комнаты рядом с постирочной зияло большое сточное отверстие. Оно было забито трупами. Дети с маскарада. Другие, в лохмотьях и одежде с чужого плеча. Пропавшие бомжи.
Я задержался на краю отверстия, пытаясь уловить хоть один признак жизни. Ни дыхания, ни даже слабого биения пульса. Только мертвые тела. Пол под нашими ногами был влажный: из трубы у стены подтекала вода.
Накрытый обед.
– Ненавижу их, – сказал я. Голос мой прозвучал в подвале неожиданно громко – Сьюзен, я их ненавижу.
Она ничего не сказала в ответ.
– Я не позволю им продолжать это. До сих пор я старался держаться подальше от них. Я больше не могу. После того, что видел – не могу, и все тут.
– Вы не сможете биться с ними, – прошептала Жюстина. – Они слишком сильны. Их слишком много.
Я поднял руку, и Жюстина замолчала. Я склонил голову набок и услышал – краем своего натренированного слуха – чуть слышное постукивание. Я почти бегом пересек комнату, обогнул тела и оказался у небольшой ниши в стене.
В нише обнаружилась встроенная полка, а на ней – мой браслет, мой жезл и Бобов череп, который так и не удосужились вынуть из авоськи. При моем приближении глазницы черепа ожили, засветившись оранжевым огнем.
– Гарри! – вскричал Боб. – Звезды милосердные, ты цел и невредим! – он поколебался секунду-другую. – И вид у тебя – грознее некуда. Даже в трусах с желтыми утятами.
Я опустил взгляд и попытался представить себе вампира, щеголяющего семейными трусами в желтых утятах. Или, если уж на то пошло, хотя бы чародея.
– Боб, – сказал я.
– Уау, – Боб даже присвистнул. – Твоя аура изменилась. Ты теперь ужасно похож на...
– Заткнись, Боб, – сказал я очень спокойным голосом.
Он послушался.
Я надел браслет и взял в руку жезл. Потом пошарил взглядом и нашел свой посох, стоящим в углу. Я забрал и его.
– Боб, – спросил я. – Что мое барахло делает здесь?
– О, – ответил Боб. – Это? Ну, видишь ли, Бьянке втемяшилось в голову, что твое, как ты говоришь, барахло, может взорваться, если с ним кто-нибудь будет возиться.
Я услышал в его голосе этакую хитринку, хотя поклясться в этом не мог бы.