Обряд на крови

А ведь это я попросил ее рискнуть!

Рейт тащил ее за волосы, как тащат за поводок упирающуюся собаку.

Мёрфи не сопротивлялась.

Я стиснул кулаки в бессильной злобе. Этой ночью Мёрфи грозила почти верная смерть – даже если бы она продолжала дышать, а сердце ее – биться. Но спасти себя могла только она сама.

Лучшее, что я мог делать, – это не делать ничего. Лучшее, что я мог сказать, – это промолчать. У меня оставались еще кое-какие силы, но помочь Мёрфи сейчас они не могли.

Блин-тарарам, будь она проклята, эта ирония судьбы.

ГЛАВА СОРОКОВАЯ

Мне доводилось бывать в нескольких пещерах, используемых в качестве лабораторий для черной магии. Все до единой отличались зябкостью и сыростью. Все до единой не отличались особой приятностью. Тем более ни одна из них не отличалась профессиональным убранством.

Только не эта.

Долгий, предательски крутой спуск в Рейтов Провал открылся в конце концов в пещеру, размером превосходящую большинство парижских соборов. Ну, говоря точнее, один из них она даже напоминала. Блики света играли на стенах пастельных, по большей части розоватых тонов. Сами стены остались натуральными, каменными; столетиями стекавшая по ним вода придала им причудливые очертания, украсив завитками и изгибами. Пол полого поднимался от входа к месту, где из скалы вырастал огромный резной трон из чистого, белого как кость камня. Искусный резец украсил его языками огня, и цветами, и любыми резными фривольностями, какие только можно вообразить, так что само сиденье красовалось перед всей этой каменной красотой, как павлин на фоне своего распущенного хвоста. Вода висела в воздухе мелким туманом, и свет ламп расцветал в ней тысячами крошечных радуг. По правую руку от трона виднелось каменное сиденье поменьше – скорее даже тумба из тех, на которых сидят в цирке львы или тюлени. Слева в скале зияло рваное, с иззубренной кромкой отверстие; за троном – там, куда проваливалась большая часть тумана, – тоже чернело что-то похожее.

При том, что каменный пол был гладкий, он поднимался к трону волнообразными ступенями. Тут и там по ступеням были раскиданы подушки и перины, толстые ковры, стояли низкие, узкие столики с вином и соблазнительного вида яствами – из тех, что легко пачкают пальцы и губы.

– Не лишено манерности, – заметил я, ни к кому конкретно не обращаясь. – Но мне нравится. Типа «Король и Я», скрещенный с «Цыпочками из Гарема и Знойными Шлюхами, Эпизод Второй».

Рейт обогнал меня и швырнул Мёрфи на груду подушек у дальней от входа стены. Она умела группироваться при падении, и хотя толчок вышел резкий – Рейт даже вырвал у нее клок волос, – приземлилась мягко, перекатившись по полу, и застыла, готовая к змеиному броску. Барби-Телохранитель подтащила меня вместе с цепями к стене и прикрепила к стальному кольцу. Таких колец рядом виднелось добрых полтора десятка. Я подергался немного, проверяя кольцо на прочность, но тот, кто заделывал его в стену, свою работу знал.

– Время? – спросил Рейт.

– Одиннадцать тридцать девять, милорд, – отозвалась Барби.

– А, отлично. У нас еще есть немного в запасе. – Он подошел к груде подушек в дальнем углу, и я вдруг сообразил, что они накиданы вокруг высеченной из камня невысокой платформы. Последняя представляла собой круг диаметром приблизительно десять футов, а на плоскости был начертан тауматургический треугольник – в большинстве ритуальных магических обрядов используется именно такой, потому что чуть корявый равнобедренный треугольник новичкам куда проще изобразить, чем пентаграмму или Звезду Соломона. Струйки дыма сочились из расставленных па кругу курильниц, наполняя воздух резким ароматом корицы и чего-то еще, более едкого. – Я полагаю, чародей, ты знаком с моими ассистентами?

Две женщины приподнялись с подушек и повернулись ко мне. Первая оказалась Мэдж, первая жена Артуро, – та самая сдержанная бизнес-леди, только вместо вечернего платья она красовалась сегодня в белом с красной оторочкой халате, очень эффектном в сочетании с распущенными волосами. Это делало ее моложе, но одновременно придавало этакую перезрелость – как у сочного румяного плода, уже упавшего уже с дерева в траву. Взгляд ее был таким же, каким запомнился мне с первой встречи, – оценивающим, однако к этому добавилось еще что-то: жестокость. Жажда власти любой ценой, даже путем устранения ближнего.

Второй, разумеется, была Трикси Виксен. Вид она имела хуже некуда и даже не делала попытки встать. Сидела она бочком, стараясь не дотрагиваться до забинтованной ноги. Точно такой же бело-красный халат она распахнула так, чтобы он демонстрировал все ее соблазнительные изгибы и выпуклости, и в другой ситуации это, возможно, и выглядело бы возбуждающе. Глаза ее опухли как у человека, давно уже пристрастившегося к наркотикам.

В центре треугольника лежал, прикованный цепями к камню, Томас. Он был раздет, во рту торчал кляп, а на бледной коже виднелись следы от тонкого хлыста. Невысокий каменный горб выступал из платформы как раз у него между лопатками, и цепи оттягивали ему плечи назад так, что он не в силах был бы пошевелиться, даже если бы кто-то стоял над ним, готовясь перерезать ему горло.

– Одной не хватает, – заметил я. – Где у нас женушка номер два?