Неупокоенные

Он уже начал дремать, как вдруг ощутил какое-то движение в воздухе. У него сперло дыхание, и Трентон почувствовал себя так, как будто снова очнулся в больнице после аварии – он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, не мог даже кричать, потому что из горла торчали широкие пластиковые трубки.

Трентон не открывал глаза, потому что боялся увидеть подтверждение своих догадок. А еще он мог ее испугать. Его сердце бешено колотилось, и вдруг он понял, что хочет, чтобы все это было реальным. Чтобы она была реальной. Это означало бы, что он не сумасшедший.

Он почувствовал, как она присела на кровать. Матрас под ней не прогнулся, кровать не заскрипела, но он знал, что она совсем рядом – на него как будто повеяло легким ветерком. Трентон не определился – открывать ему глаза или нет.

«Не уходи, не уходи!» – лихорадочно думал он. Но ему было очень страшно, даже пальцы онемели.

Может, она пришла, чтобы забрать его с собой? В памяти снова всплыл период после аварии – в больнице по ночам к нему как будто прикасались чьи-то легкие полупрозрачные руки.

– Ты спишь? – прошелестел ее голос как ветер в кроне дерева.

– Нет, – ответил Трентон и заставил себя открыть глаза.

Он старался не закричать. Или, может, хотел закричать, но просто не мог. Желание было очень сильным, оно сдавливало ему грудь и горло, но он сделал несколько глубоких вдохов и выдохов и не издал ни звука.

Однажды в седьмом классе Трентон играл в баскетбол с жуткой головной болью. Он стоял, пошатываясь, и видел странные черные дыры в груди у других мальчиков, те же дыры были в полу, на потолке и просто в воздухе – огромные темные водовороты. Трентон пропустил штрафной перед тем, как его стошнило прямо посреди спортзала. Ничего хуже он в жизни не видел.

А теперь он видел эти дыры в ней: она была вроде бы и рядом с ним, а вроде бы и где-то еще – такая иллюзия создавалась за счет этих странных черных пятен, которые двигались, крутились и поглощали то часть ее щеки, то плеча, то локтя, то груди, то ноги. Чем больше Трентон на нее смотрел, тем хуже ему становилось, снова начала накатывать тошнота и головокружение. И еще чувство какой-то странной дезориентации в пространстве, как будто он долго смотрел на солнце, а потом резко зашел в темную комнату, пытаясь различить знакомые очертания мебели и прочих предметов.

– Кто ты? – спросила она.

– Я – Трентон, – ответил он, – я тут живу.

Когда Трентон перестал смотреть на нее в упор, ему значительно полегчало. Он прислонился к спинке кровати, приподнявшись на локтях, и смотрел на стену, на которую в детстве вешал плакаты, – на ней до сих пор остались выцветший контур и маленькие дырочки от булавок. Периферическое зрение помогало видеть девушку более четкой.

– А ты кто? – спросил Трентон, хотя он, кажется, догадывался.

– Я теперь никто, да? – прошептала она. – Другие говорят мне, что я умерла. Они говорят, что мне надо смириться с этим.

– Другие? – у Трентона пересохло в горле.

– Они всегда ругаются, – просто сказала девушка.

Воцарилось молчание. Трентон ожидал, что она его попросит отомстить за ее смерть или что-то типа того. Не поэтому ли души остаются в мире живых? Но она ничего такого не сказала. Поверит ли ему кто-нибудь? Вряд ли. Он и сам себе не до конца верил. Может, это действительно глюки? Может, он и правда съехал с катушек?

А может, он все-таки погиб в той аварии, и все эти восемь месяцев были всего лишь странным сном, а он все это время был мертв и только сейчас начал это понимать? Был какой-то фильм об этом…

– Как тебя зовут? – спросил Трентон.