Юрий, конечно, не осуждал этих безвольных перепуганных людей, но станцию им удалось усыпить. Великую-и-Загадочную насосную станцию «Комсомольская». Лишь монотонный гул машин. Что-то было не так, неправильно в этом расколдованном звуке, он снижал градус восторга.
«Эх, бескрылые вы мои, – всё-таки осуждающе подумал Юрий неизвестно о ком, – совсем разучились летать». И капризно поморщился – ведь станция действительно спала.
Тени должны ожить. Как? Почему? Что это значит? Кое-что Шатун всё-таки скрывает от него, а такое не годится между партнёрами.
– Эй? – тихо позвал Юрий Новиков.
Лишь гул, скучный механический звук. И никакой тайной музыки.
– Эй, парень Боб? – снова попробовал он. – Джимми-бой? Чёрный человек?!
И почувствовал себя кем-то вроде самозванца.
– Парень Боб?..
Юрий прислушивался, пытался уловить хоть какой-то знак, но тени великих молчали. Шатун что-то скрыл от него, а так не пойдёт.
– Эй, Громила! – потребовал Юрий Новиков.
«Я здесь», – тут же отозвался Шатун.
«Так-то лучше», – подумал Юрий, пытаясь утаить от Шатуна эту свою мысль. Тот молча ждал, но Юрий вдруг понял, что ничего утаить не удалось, – было в этом ожидании что-то насмешливое. И когда Шатун заговорил, Юрий Новиков понял, что не ошибся:
«Малыш, ты и вправду, как раскрытая книга. Тебе не мешает укрепиться духом. А то смотри, – смешок, – я ведь могу и передумать».
– И что?!
«Хочешь обратно? В свою берлогу лузера, и жалеть до конца жизни о том, чего не сделал?»
– А ты хочешь остаться в дурке? – огрызнулся Юрий. – В виде овоща?! – вздохнул. – Ладно, Громила, проехали.
В ответ молчание. Какое-то тяжёлое, маслянистое. Юрий Новиков обнаружил, что его рука почему-то пролезла в карман широких брюк, хотя его ничего там не интересовало.
– Эй?! Да ладно, я пошутил…
Молчание. И вдруг что-то качнулось в его голове, такое же маслянистое, выступило из тени, какое-то присутствие: мгновенная боль в висках и… голос Шатуна: «не зови меня больше Громилой».
– Что?