– А почему не на траме? Все в порядке? – обеспокоился отец.
– Да, нормально. Правда, Хокон-Атлантистен перекрыли. Там какой-то митинг, и трамваи не ходят.
– Ах, вот оно что! Быстрее тогда идите домой! На улицах может быть небезопасно. Слышишь?
– Это из-за беженцев, пап? Люди не хотят, чтобы они у нас оставались?
– Я разузнаю, дочь, и сразу позвоню. Идите пока домой, и не подходите к скоплениям людей! Как Улаф?
– В порядке. Пап, он тут нашел на лавке такую штуку, «икона», кажется, называется, как в Остланде. Только маленькая.
– Надо же. Откуда она там?
– Не знаю. Пап, можно, Улле возьмет её себе? Кажется, она ему понравилась.
Отец пару секунд помолчал.
– Хорошо. Я приду вечером, посмотрю на неё. А сейчас домой, сразу! Ты обещаешь?
– О’кей. Обещаю. Пока-пока.
– До вечера. Целую.
Она поднялась с лавки и закинула на плечо рюкзак.
– Пойдем, братец кролик.
Улаф сунул иконку в карман и взял сестру за руку.
На одной из скамеек сидел худой старик в чёрной шляпе, плаще и с седой бородкой. Рядом стояло инвалидное кресло. Когда дети проходили мимо, до них донесся дребезжащий голос:
– Девочка!.. Девочка!..
Рике подошла к старику.
– Вам нужна помощь?
Тот попытался встать со скамейки, опираясь на трость, но сил у него не хватало.