– Пожалуйста, – настаивала Нур, – выслушай нас…
– МОЛЧАТЬ! – крикнул мальчик.
И дважды щелкнул языком.
Чья-то тень мелькнула на крыльце, кто-то открыл входную дверь. Я заметил на лужайке перед домом небольшую группу людей. Они стояли неподвижно и пристально смотрели на нас. Все они тоже были вооружены топориками.
– Следуйте за мной, – повторил мальчик. – И никаких резких движений.
На сей раз мы не стали спорить.
Безмолвные люди с мертвыми глазами и блестящими топориками окружили нас плотным кольцом и заставили следовать за мальчишкой в подтяжках. Время от времени он щелкал языком, и люди делали несколько шагов влево или поворачивали направо. Если я или Нур пытались заговорить, стражи поднимали топорики. Если мы собирались сделать хотя бы шаг не в ту сторону, они рычали, словно дикие звери.
Воющий звук, доносившийся с холма, постепенно стих, а через несколько секунд раздался далекий, но довольно громкий звук, похожий на взрыв.
Никто не отреагировал.
– Что это такое было? – спросил я.
Мужчина патриархальной внешности, следовавший за мной по пятам, заворчал и замахнулся тесаком.
Через несколько минут мы подошли к большому особняку в викторианском стиле, который размерами и изяществом превосходил остальные здания, которые мы видели в городе. Дом украшала довольно большая башня и еще одна башенка, поменьше; со всех сторон он был окружен верандой с резными перилами. Здание напомнило мне пансион мисс Сапсан, и даже сейчас, в непонятной и страшной ситуации, в которой мы очутились, я ощутил укол тоски по дому, утраченному навсегда.
Нас заставили остановиться посередине лужайки. Люди в пижамах окружили нас, а мальчик в подтяжках отправился в дом. Парадная дверь приоткрылась, и он, стоя на пороге, о чем-то заговорил с обитателями дома, но так тихо, что мы ничего не услышали.
Я заметил, что из окон на нас смотрят, но за стеклами виднелись только детские лица.
Дверь приоткрылась шире, и изнутри послышался тонкий голос:
– Назовите свои имена!
Мы назвались.
– Кто еще пришел с вами?
– Имбрины из Лондона, – крикнул я в ответ.
Мне не хотелось во весь голос объявлять о том, что они ждут у входа в петлю, или о том, что мы пришли уничтожить или поймать тварей. Я боялся, что нас могут подслушать спрятавшиеся неподалеку враги.