Ольга безучастно глядела, как ей в большую чашку наливают дымящийся чай.
— Я все пытаю деда Матвея насчет его всезнайства, — сказал Кирилл. — А он молчит, точно партизан. Раньше я у него не замечал необычных талантов.
— Да не молчу я. Долго живу на свете, опыт накопил. А знания приходит с опытом, — прищурился старик и засунул в рот очередной пряник. — Талантом себя никогда не считал. Это не то, что ты у нас, Кирюша, крупный теоретик.
— Те бандиты продолжат нас преследовать?
— Обязательно. Группа у них сильная, хлопцы боевые.
— Утешил, дед Матвей!
— Так ты ведь ко мне не за утешением приехал.
— Правильно говоришь. Послушай, может, ты и Мефодия знаешь? Я как-то познакомился с ним в поезде. Еще в апреле.
— Как не знать, — лениво ответствовал дед Матвей. — Хороший товарищ. Только болтать любит.
— Подожди! Ты наверное другого Мефодия имеешь в виду? Мой — такой невысокий, движенья кошачьи…
— И нос тонкий и длинный, как у Буратино, — закончил дед Матвей.
«Точно, он!»
— Подожди-ка, — у Кирилла все более возрастало подозрение. — Мефодий и чародей на вечере у Щепинского не одно ли лицо?
Кирилл даже не стал объяснять, что такое вечер у Щепинского. И о нем дед Матвей наверняка осведомлен лучше, чем кто-либо.
— Ой, не знаю я никакого чародея. Но по твоим словам, понял: шустер, безобразник.
— А ты, случаем, не он? — вдруг спросил Кирилл.
— Ой-ой, что придумал! Я чудес не творю. Так, мужик-деревенщина.
Дед Матвей окунул бороду в чай и… задумался. Кириллу пришлось ждать, когда он снова заговорит. Но дед не спешил возвращаться к разговору. Пришлось опять — Кириллу. Старую тему он развивать не стал, перешел к следующему вопросу:
— Мефодий мне рассказывал про Архипориус…
— Да, про Архипориус, — дед Матвей проговорил это столь обыденно, словно речь шла о тарелке борща.