— Алла, пожалуйста, говорите помедленнее…
— Тут, Зинаида Львовна, такое дело… Вы же понимаете, что наша семья по-своему вероисповеданию иудеи. У нас в Израиле после похорон никаких застолий не бывает. Только трапеза через год. Но дядя Марк… Он — специфичный человек. Это было его право. Я всё понимаю. Но и вы меня поймите! У евреев бывают после похорон шива и шлошим. Понимаете меня? У нас не отмечают девять дней! Понимаете меня? Вы меня слышите?
— Слышу. Но пока не пониманию.
— Вы только, Зинаида Львовна, ничего такого не подумайте! Я ради дяди на всё готова. А тут… тут… так некрасиво получилось! Понимаете меня?
— Нет! Не понимаю! — резко ответила Зиночка.
— Да не ругайтесь на меня! Я и так расстроена!
— Хорошо, извините. Что случилось и чем я могу вам помочь?
— Соседи… Соседи говорят, что сегодня девять дней, и спрашивают про поминки. Мне не жалко! Я сама родилась и выросла в России, но водку пить не буду! Зинаида Львовна, может, вы подъедете? Пожалуйста! Я лапшу довариваю, в кулинарии купила салаты. Помогите мне! Я тогда позову соседей. Пусть кто хочет придёт. И вы… вы приходите. Может, ещё кто-нибудь из его коллектива подъедет?
Наконец Зинка сообразила, о чём идёт речь.
— Я вас поняла, Алла. Не переживайте, заеду ненадолго.
— Спасибо вам! Буду ждать.
Хорошо, что город Кумск — с населением чуть больше ста тысяч человек — не слишком большой. Доехать из конца в конец можно за двадцать минут.
Было всего три часа дня, и Зинаида решила зайти в магазин купить парочку бутылок водки на всякий случай. Вряд ли пришедшие поймут «кошерные» поминки…
По дороге она созвонилась с корректоршей Светланой Владимировной, но та, сославшись на нездоровье и расстройство в связи с убийством Лерочки, идти наотрез отказалась.
Аллочка оказалась смуглой брюнеткой с выдающимся бюстом и еле заметными усиками над верхней губой. Она была и вправду напугана, указывая Зинке глазами на немногочисленных «скорбящих соседей», сидевших вокруг стола.
Компания была достаточно живописной! Три старушки — божьих одуванчика — жались с краешка и, не поднимая глаз от тарелок, медленно хлебали куриный суп. Остальные четверо — две женщины и два мужчины — словно сошли с полотен художника Василия Шульженко, работающего в жанре фигуративной живописи и стиле гротескного реализма. Его антигламурные сюжеты на тему российского пьянства вызывают дрожь отвращения у мирных обывателей.
— Вот! — прошептала Аллочка. — За пятнадцать минут бутылку выпили! Шикор ле-халутин — пьяницы несчастные! — выругалась она.
Поздоровавшись, Зинаида присела к столу. Компания пропойц с заплывшими сизыми лицами на минуту примолкла. Затем один из них ловко откупорил новую бутылку и потянулся через стол, чтобы обслужить Зиночку. Та молниеносно накрыла рюмку рукой:
— Спасибо. На поминках не пью.
— Тоже израильская? — Алкаш недобро усмехнулся.