Ситуацию спасла заливистая птичья трель дверного звонка. Зинка вытерла глаза и, отодвинув горячо жестикулирующую девушку, пошла открывать дверь. На пороге стоял Михаил, за его спиной смущённо топталась чета Синицыных.
— Давайте проходите, проходите, — приглашал подполковник Юрика и Леночку. — Вот, шёл мимо церкви, смотрю: наши православные волонтёры из ограды выходят, еле ноги волочат, так умаялись. Думаю, надо их к нам в гости зазвать. Мы с Юрием хоть по-мужицки накатим, расслабимся… Ты же не против, Зиночка?
Зиночка, уже полностью взявшая себя в руки после неприятного разговора с Динкой, приветливо улыбнулась гостям.
— А где руки помыть? — подала голос Лена.
В ванной Синицына схватила Зину за руку, когда та, протягивая чистое полотенце, хотела прикрыть за собой дверь, и буквально втянула внутрь.
— Слушай, только сейчас узнали про Раису! Что Михаил Григорьевич думает? Ты понятой была? Что украли-то?..
Выдрессированная Мишей держать язык за зубами относительно его профессиональных дел, Зинка распространяться не стала:
— Лен, сама ничего не знаю… Дома, конечно, у неё всё было перерыто-перевёрнуто… А что пропало — кто ж его знает? Я с ней за всё время общалась раза три-четыре… Дома у Петровой была только однажды. Мы с Казимировичем понятыми были для соблюдения установленных формальностей, только и всего.
Во время застолья неугомонная Ленка ещё раз попробовала выпытать у подполковника подробности происшествия, но Михаил только отшучивался:
— Лен, ты у нас фитнес-тренер или генерал? Про тайну следствия слыхала? Да и вообще, если честно, на настоящий момент ничего неясно.
— А как насчёт двери? Замок взломан или Раиса сама её открыла? — не отставала Синицына.
— Взломан — не взломан… Давайте выпьем! Мне вот больше интересно про будни художников поговорить. А ты: ограбление — не ограбление… Дома о работе — ни гу-гу…
И он начал расспрашивать Юрия о его картинах, коллегах по цеху и «перспективах обогащения» посредством современной живописи. Да так увлёкся, что Зинка даже легонько пнула полицейского под столом, указав на бестактность вопросов.
— И всё-таки, Юрий, из каких побуждений ты сегодня кормил прихожан? — не унимался подвыпивший опер.
— Сие души моей бескорыстные побуждения, душа художника — хрупкий сосуд, наполненный светлыми чувствами, тонкая материя, меркантильным обывателям недоступная, — монотонным голосом, подражая речи церковного проповедника, прогундосил художник. — А если честно… Помните, как в молитве: «…и прости нам, Господи, грехи наши, как мы прощаем должникам нашим…» Пытался выровнять баланс… Грехи перевешивали.
Все засмеялись, и разговор плавно перетёк в русло непринуждённой застольной болтовни.
Подав чай, Зинуля с Диной быстренько перемыли тарелки, убрали остатки салатов в холодильник и посмотрели друг на друга.
— Пожалуйста, ничего папе не говори о нашем разговоре, — попросила Динка.
— Хорошо, не скажу.
Женщина обняла девушку. Та благодарно прижалась к ней длинным худеньким тельцем, возвышаясь на целую голову.