— Погоди… погоди… Нет, не припомню… Где же мы виделись?
— В библиотеке у Красовского и потом на сходках у Трощанского.
— Так, так… вспоминаю. Кудлатый гимназист с медными пуговицами? Еще упредил меня от полиции.
— Да, да. Помните?
— Как же. Родина не забывается! Вот ты какой вымахал! Ну и ну! И давно в партии?
— Два года. Был принят по рекомендации Желябова.
— Вон как? Это не шутка! Этим гордиться надо.
— Я и горжусь.
— Сколько тебе?
— Двадцать три. Пришел в партию, как исключили из Петербургского университета.
— Что же толкнуло тебя на такое дело, Николай?
— Был в Петербурге, на Семеновском плацу, когда казнили Желябова, Перовскую, Кибальчича. Все видел. Все пережил… И тогда же дал себе клятву — отомстить за них и тоже умереть на эшафоте.
— Ты, я вижу, геройский парень. Молодцом! Но зачем умирать? Ведь мы затем и боремся, чтоб создать новую, замечательную жизнь. Важно отомстить и сберечь себя для будущего. Вот как мы должны действовать.
— Но в генерала буду стрелять я.
— Это обсудим.
— Нет, только я, Степан Николаевич. Я долго тренировался и не дам промаху. И таково пожелание Исполнительного комитета.
Степан улыбнулся:
— Ладно, ты будешь стрелять в генерала, я — в охранников. Думаю, что работы хватит на двоих.
— Согласен, Степан Николаевич! — твердо сказал Желваков.
— Вот и ладно. А теперь, дружище, садись поближе, я тебе расскажу, как обстоят дела…